Отец Захарий попытался подняться с колен, у него это не получилось, и он закричал, тряся кулаками и задыхаясь:

– Я не верю, Господи! Я не могу поверить в это!

Матушка Мария обняла его, присев рядом, недалеко от расползающейся лужи зловонной блевотины, и тихонько заплакала. Ей вторило еще несколько голосов из толпы.

Густав пожал руку Семену и сказал:

– Прости меня, что так вышло.

– Тебе не нужно просить прощения. Помнишь, ты сказал, что не надо быть благодарным тебе за спасенную жизнь. Так вот, считай, что мы в расчете.

– Спасибо. – Странник улыбнулся.

– Честно признаться, я всегда колебался в вере, вопрос ведь сложный. Иногда на меня нападало что-то жуткое, засасывающее в трясину неизвестности, и я готов был отдать Богу свою жизнь, целиком, без остатка. А иногда охватывали тоска и неверие, которые я старался порубить на мелкие куски с помощью разума и выкинуть куда подальше. Но не получалось, я всего лишь прятал эти чувства под половичок, что лежит у меня возле кровати. Потом, проснувшись, наступал на них, находил, собирался обратно, и все начиналось заново… Ладно, это уже в прошлом. – Семен досадливо махнул рукой. – Лучше скажи, что там с твоим кораблем, удачно все прошло?

– Пойдем сядем возле подъезда на лавочку, и я тебе все расскажу, – сказал Густав.

И они пошли, как старые друзья, вместе, плечом к плечу.

Люди расходились по домам, поодиночке и группами. Кто-то оставался возле отца Захария, но на расстоянии, не подходя ближе. Он же лежал на земле, а его борода торчала вроде бы горделиво, но одновременно с этим и как поверженный стяг. Матушка Мария сидела рядом и гладила его по голове, что-то быстро, судя по движению губ, проговаривая.

Некоторые жители двора задерживались возле Густава, кивая или говоря ему что-то будничное, другие проносились мимо, неся за собой шлейф ненависти и страха, словно это странник лишил их веры в сказку. Впрочем, так оно в принципе и было, если опустить некоторые моменты.

Густав не обращал на них внимания. Он рассказывал Семену о том, что произошло на территории автоинспекции, и охотник слушал его и, казалось, был полностью погружен в разговор. Но иногда в его глазах мелькало что-то туманное, какая-то пасмурная моросящая туча заслоняла их, и тогда, Густав видел это, Семен не слушал его, а пытался наладить контакт с своим внутренним Я.

Охотник тихо боролся с тем, что сводило с ума отца Захария.

Прошел к себе Игорь. Он не сказал страннику ни слова, только холодно улыбнулся.

А Густав все говорил и говорил, между делом стараясь ногтями оттереть багровые пятна крови у себя с лица.