— Пошли потихоньку. — Я встал, размял ноги и закинул на спину рюкзак.
Паренек лежал на боку в той же самой позе, в какой сидел на взрывчатке, — руки за спиной и поджатые ноги. Казалось, это не живой человек, а статуя. Словно ее сняли с постамента, отнесли в сторону и положили на землю. Рядом сидел санинструктор по прозвищу Саня и растирал тело освобожденного, пытаясь выпрямить ему конечности.
На самом деле санинструктора звали Володей по фамилии Чумной, но егеря ласково нарекли его Саней, отдавая дань жизненно-важной профессии.
Фига колдовал над миной, подсвечивая себе фонариком и что-то бормоча под нос. Немой стоял поодаль и бдил за окрестностями.
— Чего это с ним? Живой? — опасливо спросил Кочкин, не решаясь подойти к освобожденному.
— Почти. Дышать дышит, а насчет остального… Шок у него, — пояснил Саня.
Еще бы! Почти сутки просидеть в одной позе, боясь шелохнуться! Он сейчас небось ни ног ни рук не чует!
— А поговорить с ним удалось? Узнать, кто его на мину посадил? — любопытствовал Кочкин.
Саня посмотрел на рядового с раздражением и даже не соизволил ответить.
— Ну, все, мужики, я закончил. — Фига хозяйственно убрал мину в рюкзак. — Можно двигать к нашим. Они, кстати, должны уже разбить лагерь.
Мы положили освобожденного пленника на гибкие полевые носилки и через час с небольшим были в лагере.
Костер Потап решил не разводить. Задействовал керосинки. На двух доспевали котелки с кашей, на третьей кипятился чай.
Сгрузив паренька в «полевом госпитале», мы разошлись по своим делам.
Ко мне подвалил Ерш, панибратски хлопнул по плечу и сочувственно спросил:
— Я слыхал, туго вам на болотце пришлось?
— Терпимо, — вежливо откликнулся я.
— Ага… А я тоже как-то раз встречался с болотником. — Изгой явно настроился рассказать мне длинную историю, но тут меня очень вовремя окликнула Юрун:
— Бедуин, на минутку.
— Извини, Ерш, в следующий раз добазарим, — обрадовался я и поспешил к следопыту: — Чего, Юль?
— Ну-ка пойдем со мной, — возбужденным шепотом предложила она и потянула меня к зарослям ивняка.