Игорь подумал, покрутил пальцами в воздухе и заявил:

— Как ты думаешь, это правильно, что наш доблестный рыцарь страдает по даме морэ,[114] а она о том ни сном, ни духом, ни вереском — в смысле писком?

— А если она… ну… равнодушна?

— А! Вот это уже во-вторых! Нет, Тоха, она не равнодушна. Пять лет назад около нее вертелся какой-то щенок, на которого можно было не обращать внимания, пока вокруг… ну, скажем, мужики вроде Каспера. А сейчас она одинока — из всей группы остался только Десперадо, тот еще кавалер, при всем моем к нему. И вдруг неожиданно на голову падает Эней, но уже не младенец, которого и отвергать-то было ниже достоинства, а герой, овеянный, так сказать, славой. Он подрос, он возмужал, она позавчера видела его на ринге — поверь мне, на женщин это производит совсем не то впечатление, что на нас. Словом, она готова. Но она не умеет считывать эмоции, а он молчит. Потому что внутри он по-прежнему восторженный и немой обожатель. Ты как хочешь, Антоха, а у меня сердце разрывается при виде этого безобразия.

— Может, тебе с ней поговорить?

Игорь поднял брови и театрально вздохнул.

— И после этого она снова начнет видеть в нем детеныша. Нет уж. Он поговорит с ней сам. Где у тебя принтер?

Антон перехватил идею на лету.

— Никаких принтеров! Достань мне где-нибудь образец его почерка. Делать — так по-большому, как говорит наш батюшка.

— Узнает, — меланхолически сказал Игорь, — зарубит всех. Впрочем, если я что-то понимаю в шоколаде, ему, наверное, будет не до того.

Образец почерка раздобыли тем же вечером — Антон с невиннейшим видом попросил Энея переписать ему слова польской версии «Farewell and adieu to ye Spanish ladies».[115] Эней переписал. Легли в этот день рано, введя по базе «сухой закон» на ближайшие дни.

Утром начиналось то, ради чего вызволяли Хеллбоя, — практические занятия с оружием. Для начала с холодным.

* * *

Утром, еще в сумерках, Хеллбой выгнал на пробежку всю группу — правда, застать врасплох ему удалось только одного Антона. Босиком по мокрому песку, вдоль линии прибоя, с подскоками и приседаниями по команде — занятия с Энеем и Костей сразу показались Антону баловством. Пробежка закончилась у дерева, на котором… да нет, успокоил себя Антон, не может это быть висельником. Это… Это…

— Свинья? — выдохнул он.

— Она самая, — согласился Костя.

— Купили вчера в деревне, — объяснил почти не запыхавшийся Эней.

У Антона подкатило к горлу.

Свинья была подвешена на крюк за голову и «улыбалась горлом». Никаких других повреждений на ней не было — Хеллбой, видно, не хотел потрошить наглядное пособие.