– Чем плох этот?

– Тем, что вы не способны им овладеть.

Отвратень улыбнулся – он услышал достаточно.

– Мы не можем подчинить Держителей, пока сохраняются описанные тобой условии, – согласился он и уточнил: – Не можем, пока они часть метро и пока миллионы людей сохраняют их связь с этим миром.

– Вот именно.

– Вот именно! Нет ничего вечного. Если уничтожить метро и людей, мы получим бездомных духов, привыкших к ежедневной энергетической подпитке, но не способных добывать её самостоятельно. Но ведь они развиваются, верно? Они научатся новому способу, как и другие духи в похожих условиях. Они будут питаться теми людьми, которых смогут поймать. Когда я предложу им другой, более богатый источник энергии, они выстроятся в шеренгу и постучатся в ворота Уишты-Йетлина. И Большой Дом падёт перед ними. Ведь они больше, чем просто призраки или духи! Такая сила, такие способности, такие стремления! Я бы назвал их «Лоцманами», если бы это имя не было занято.

– И ты думаешь, они послушают тебя?

– Конечно! Но не меня, а себя. Единственная причина, по которой Лоцманы не завоевали мир, состоит в том, что они уже это делали. Вы живёте очень долго. Полагаю, вы перепробовали всё. Держители – ещё нет.

* * * 02:05 * * *

* * * 02:05 * * *

– Мы ещё не всё перепробовали! – упрямо заявил Ясинь, раскрывая выбранную книгу.

Картинок там не было, поэтому он вернул её на место – и тут же вцепился следующую. Дед подхватил его под локоть и потянул «пациента» прочь из комнаты.

– Хватит!

– Но я…

– Хватит!!

Ясинь сверкнул на него глазами, но тут же притих, оставил захваченный фолиант на вершине высокой стопки и смиренно последовал за Дедом.

Четыре дня прошло после исторического разговора в ванной – достаточно, чтобы привыкнуть к победе над Отвратнем. Но каждый раз, чувствуя злость – не важно, по какому поводу, – Ясинь одёргивал себя и настораживался, готовясь к новому сражению. Злость, ярость, гнев – все эти эмоции могли стать лазейками для Тийды. В эти минуты на него было больно смотреть: Ясинь становился покорным и постоянно вслушивался, как будто ждал удара в спину.

Тийда не бунтовал. Он замолчал вскоре после того, как Обходчик обвинил пушчремца в убийстве Гийолы. Но сначала заставил их обоих помучиться: Дед едва не задохнулся, нахлебавшись горячей воды, а Ясинь испытал такое отвращение и ненависть к самому себе, что, если бы под рукой оказалось оружие, он бы, не раздумывая, прекратил своё презренное бытие.

Зачем жить, если единственный близкий человек погиб по твоей вине?

После того, как Норон подкорректировал память Ясиня, сознание пушчремца замкнулось на мысли: «Она умерла! Она погибла! Зачем мне теперь жить?» Гийолы больше нет – в этом он был уверен, поэтому у него не было повода бороться – и он капитулировал перед Отвратнем, который, напротив, жаждал сражений. О, если бы Тийде дали повод – он бы показал, почему его называют «Непобедимым»!