– Ушастый! – взревел я.

Мой Лоцман оказался рядом.

В следующий миг я направил на дерущихся синеву, а Кролик своим браслетом превратил ее в лезвие и заставил пройти между противниками. Хрустнул, переломившись, клинок Берсерка. Ада сумела увести шпагу Графа из-под удара. Поединщики оказались разделены тончайшей стеной из синьки. Берсерк взвыл по-звериному, развернулся и кинулся на меня. И тогда я швырнул в него еще один комок своих червей. Чуть позже, чем он метнул кинжал. Я видел, как его клинок летит, нацеленный мне в грудь. И не мог отвести от себя удар. Не мог заслониться, не мог ускользнуть. Но в последний момент я увидел чью-то руку, детскую руку… Кинжал прошил ее насквозь и отбросил назад как раз мне в грудь – по инерции. Но, ослабленный хрупкой защитой, клинок сумел лишь пробить куртку и рубаху да оцарапать кожу. Меня обрызгало кровью из пробитой ладони. Ладони того мальчишки, Боба. Вот так поймать кинжал на лету мог только Охранник кристалла. Или будущий Охранник.

Левой рукой я прижал кричащего от боли мальчишку к себе. А правой швырнул еще один комок кружев в Берсерка. Хотя это было, наверное, излишним.

А потом я превратил свои кружева в червей. Превратил и отвернулся. За Полину! За Гарри! За Кабана! За всех, кто рисковал своей жизнью, а эти просто сидели и ждали, как стервятники, чтобы взять готовую добычу.

Через три минуты все было кончено, вопли стихли.

Миу ухватила Боба за плечи и отвела в сторону. Тот сразу скрючился и захныкал от боли, держа перед собой искалеченную руку. Макс вернулся, неся в каждой руке по арбалету.

Двойная башня принадлежала нам.

Я подошел к Полине. Она лежала недвижно. Болт арбалета вошел ей в бок. Лицо мгновенно переменилось, посерело, утратило прежнее выражение. Сквозь лик феи проглянул больной ребенок. С мутью в глазах, с потрескавшимися губами, со скомканными и влажными волосами, как у выброшенной капризной рукой куклы.

– Зачем… – дрогнули губы. – Зачем…

– Что – зачем? – Я наклонился, схватил за руку, стиснул, не рассчитывая силы.

– Зачем ты увел меня с площади? Нельзя было уходить с площади… Фонари погасли… – почему-то добавила она и закрыла глаза, будто эти несколько обрывочных фраз забрали у нее все силы.

– Скорее, Феликс… – сказала Ада. Она сбросила плащ и куртку и стала стаскивать с себя футболку, чтобы перетянуть рану Полины. – Если за полчаса мы не доставим ее в больницу, она умрет.

– Ты-то сама не ранена?

Она проигнорировала мой вопрос.

– Больница на другой стороне площади за Университетом. Ходу пятнадцать минут, – сказал я.