Сначала Ивану стало стыдно, а потом страшно. Он припомнил, как выдавал замуж за своих бойцов пятнадцатилетних племянниц и ужаснулся.

«Я ж уже, наверное, ДЕД!»

В животе похолодело.

«А! Ааааа! Как же так? Я же… вот только… а…»

Маляренко сел, прислонившись спиной к парапету бастиона, отложил автомат и, выпучив глаза, уставился в чёрное, бархатное небо, усыпанное звёздами.

— Ёлы-палы!

Иван припомнил, как сегодня утром, семнадцатилетняя писюшка (то ли Петрова, то ли Синельникова) женским чутьём определив, что перед ней более сильный и, потенциально, богатый самец очень неумело, по-девчоночьи, стала демонстрировать ему свой экстерьер. Ваню тогда это рассмешило и позабавило, а ещё приподняло самооценку — уж коли такие молоденькие девчушки считают его достойным внимания то ещё не всё потеряно!

И вдруг — нанась! Дед!

Маляренко сидел «на часах», уставясь на звёзды, и ему было плохо.

«Ну да, не мальчик уже… сорок семь скоро…»

«Сколько?! Сорок семь?!»

Ваня выглядел, а, самое главное, ЧУВСТВОВАЛ и ощущал себя, максимум…

«Ну тридцать… эээ… пять. И всё!»

А тут — бац! Дед!

Четыре года усиленного лечения, физкультуры, косметологии и здорового образа жизни давали о себе знать. Если бы не искалеченная рука, то подтянутую фигуру Ивана можно было смело выставлять на подиум. Впрочем, некоторые женщины считали, что шрамы мужчин только украшают, о чём ему утром солдатская девчушка и поведала.

Ффуххх!

Желание Вани всё бросить и немедленно, вплавь, отправиться через море домой, почти исчезло.

С моря подул прохладный ветер, отчего в волнорез стали шумно бить волны, а сосны и кедры на окружающих бастион скалах, зашумели. Воздух здесь, в центре маленького моря был таким вкусным и чистым, что из головы Ивана разом выдуло все заботы и тяжёлые мысли. Даже вечные цикады притихли, оставив шум ветра в одиночестве.

— А здесь, чёрт возьми, хорошо!