Особое внимание было уделено владельцам солидных счетов в банках, обитателям заповедных поместий, дворцов, квартир первой категории, занимавших целые этажи на центральных горизонталях городов. Таких людей было во много раз больше, чем мог и хотел спасти Кокер. Вместе со всеми простыми людьми они были приговорены к «прополке». Но кратковременную радость, вызванную разоблачением заговора, на их голограммах сменило отчаяние. Перспектива ликвидации военного бизнеса, угроза социального катаклизма испугали их не меньше, чем опасность войны. Комплекс самосохранения собственников включал как неотъемлемое и могущество огромных денег, и удовлетворение любых капризов, принимаемых за насущные потребности, и сознание своей избранности… Они не могли по-новому оценить смысл и ценность жизни. Они были способны только с бешеной энергией искать способы защиты своих наследственных богатств и своего узаконенного господства.

Прежде всего они постарались затормозить процесс разоружения. Доверенные лица в комиссиях экспертов цеплялись за каждую формулировку, вносили все новые и новые поправки, вновь и вновь уточняли то, что давным-давно было уточнено.

– Запущены все механизмы коварства и корыстолюбия, – докладывала Минерва. – Расчет на всемогущество подкупа и отупляющую алчность.

Крупнейшие телевещательные компании выпустили на авансцену виднейших специалистов по обработке мозгов. Единственным виновником заговора был объявлен пресловутый «отец мими» – доктор Торн. Он оказался маньяком, подчинившим своей воле Кокера и Боулза. Одержимый манией величия, он задумал испепелить мир с помощью созданной им армии мэшин-менов.

Эта версия превращала покойного Торна в подходящий объект для всеобщей ненависти. Попутно она отводила в безопасное русло мысли тех, кто впервые задумался о судьбе человечества.

Казалось бы, прием был примитивнейшим – подменить подлинную опасность мнимой и направить ярость масс по ложному адресу. Но его эффективность сразу отразилась на многих голограммах. Те, кто устал от самостоятельных попыток понять смысл событий, охотно принял готовые формулировки, поддержанные авторитетом известных имен и громких званий. Простейшие узоры чужих мыслей легко копировались в мозгу, создавая иллюзию обретенной истины и помогая взвинченным эмоциям разрядиться в поступки.

За последние дни возможность Минервы распознавать смысл слов по их следам в мозгу значительно расширилась. Кроме цифр она еще стала безошибочно читать по голограммам географические названия, имена собственные, названия дней и месяцев… Делая множество поправок на изменчивость эмоционального фона, отбрасывая незаконченные наброски мыслей, возникавших по отдаленным ассоциациям, она все чаще разгадывала истинное содержание речевой информации, которой обменивались люди.