Светлый фон

«Я не герой», — прошептала Аска — я. Я молилась, потому что струсила и оказалась в ловушке.

«Я не герой»,

Mein Gott, я нашла свой последний кошмар. Кто бы мог подумать, рассмеялась я, прежде чем навсегда оставить эту себя и бежать дальше, вглядываясь в карты.

Черная вспышка: в каком-то из нескончаемых «Сангоки» Аска Сорью Ленгли оказалась не такой удачливой. «Так вот как это — умереть? Чернота и все?» Меня волокло вдоль целой серии черных вспышек, меня волокло в боли, с меня срывало ту самую сорочку, в которой я родилась, космос трещал, надрываясь от такого чудовищного напряжения, а я все тянула и тянула на себя странное одеяло — одеяло невероятных вероятностей.

«Так вот как это — умереть? Чернота и все?»

И — вот оно.

Аска недоумевающе вертела головой в рубке абсолютно целого фрегата, Аска смотрела на сходящие с ума приборы и ничего не понимала: она ведь уклонилась в самый-самый распоследний момент, она смогла, а значит — мне нужна именно эта я. Моя единственная выигрышная комбинация.

Колода карт с хрустом сложилась, вызывая знакомое ощущение чудовищного пресса. Тысячи Асок вихрем летели в меня — с искаженным от боли лицом, изумленные, восторженные, перепуганные. Нескончаемая череда вероятностей возвращалась к подмененному исходнику.

Раненная я. Проигравшая я. Мертвая я.

Хуже всего была мертвая. Или нет, вру. Хуже всего была та, трусливая и задыхающаяся Аска, которая так некстати вспомнила о боге, о спасителе, о своей жизни. Гори ты в аду, трусливая трагичная дура. Или нет, не так: лучше иди ко мне, в меня.

Копье развеялось над моим лицом, втянулось в порт под нормально освещенным потолком, на моем лице не оказалось шлема, и я была отчаянно жива.

«Мать твою, давай мы это просто забудем, хорошо?»

«Мать твою, давай мы это просто забудем, хорошо?»

Я поднялась с ложемента. На радаре кого-то добивали в две «линейки», кто-то весело горел, отметила я между делом. Больше всего мне хотелось обернуться. Сразу и рывком, чтобы одним махом избавиться от страшного вопроса.

— Аска, я не чувствую ног.

Кацураги сидела под своим креслом и массировала голени. Голени были на месте, но вот так захочешь — не раскорячишься. Я подошла к ней, ухватила под руки и усадила на место. «Тяжелая вы, Мисато-сан, — думала я. — Тяжелая и взмокшая». Бисеринки пота на лбу, мокро в подмышках — карманный стратег панически боялась инвалидности, хотя бы и временной.

«Тяжелая вы, Мисато-сан, Тяжелая и взмокшая»

— Что ты сделала? Я отключилась…

Женщина посмотрела мне за спину. «Сангоки» получал входящие вызовы: флагман зввали сразу три корабля, все три фрегата, завершив бой, шли ко мне.