Коловрат не говорил пламенных речей (может, я такие пропустила?), он не убеждал, не звал на подвиги во имя Руси. Каждый сам знал, что если на Русь пришла степная беда, то все должны встать на защиту, а сожженная Рязань требовала отмщения. Никто не сомневался, что нужно мчаться вперед и убивать татар, сколько бы их там ни было.

Как же им объяснить, что ордынцев много, так много, что огромное поле казалось под этой лавой черным? Попробовала сказать Вятичу, тот внимательно вгляделся в лицо, кивнул:

– Приходишь в себя. Соображать начала. Евпатий знает о числе татар, сказали. Мы не будем воевать со всеми, нам надо их остановить и задержать, пока у Коломны подготовятся.

Я вспомнила, что именно так Евпатий Коловрат и поступил, его дружина действительно сильно задержала Батыево войско, позволив князьям у Коломны подготовить место будущей битвы, поставив надолбы. Правда, это мало помогло, все равно все были побиты, бежал только сын великого князя Всеволод Юрьевич с маленькой дружиной. «Мой» князь Роман Ингваревич погиб, причем не просто погиб, его голову принесли Батыю на острие копья.

Никакое мое участие в событиях историю не изменяло, все продолжало случаться, как и было описано в летописях. На реке Воронеж наших разбили, Рязань взяли и сожгли именно в те дни, как написано… Это означало, что Роман действительно погибнет. Оставалось только мстить Батыю и его ордынцам за смерть дорогих людей и вообще за всех русских, погибших по их вине. И мне было уже все равно, что станет со мной самой. Вятич просил осторожнее… Зачем? Только для того, чтобы успеть убить как можно больше врагов, иначе незачем.

Мысленно я превратилась в машину для убийства ордынцев! Хорошо бы стать этаким автоматом, чтобы взмах меча – и ордынец упал, другой – и упал еще один… Я бы тогда не останавливалась. Налево – направо, налево – направо… и в конце сам Батый… Они же обязательно будут защищать его до последнего. Или не будут? Вот в чем вопрос. Ого, шекспировские интонации появились. Будут или не будут? Вот когда остальных уже убили, последние отдадут жизнь за эту сволочь или просто драпанут, бросив его под мой меч?

Я так размечталась об убийстве Батыя, что перестала воспринимать окружающее окончательно. Мое настроение совсем не нравилось Вятичу, он несколько раз пытался разговорить:

– Настя, нельзя жить одной мыслью, ты же человек.

– Ты не видел сожженной Рязани…

– Видел! Именно поэтому хочу остаться человеком, человеком, пойми!

– Это значит жалеть ордынцев и не убивать, а уговаривать, чтобы ушли по-хорошему? Они этого не сделают, уверяю тебя.