— Дорош, из штаба в мэрии сообщают, что пять карет «Скорой помощи» и реанимации уже на позиции, еще семь будут в течение 15 минут. — Голос рапортовавшего Данилы почти не изменился. Если бы Дорош не знал, как он на самом деле говорит, когда не волнуется, то и не догадался бы. И если бы командир не знал, что у местного Данилы здесь сестра и племянник. Такой же фамильно-горбоносый мальчик-второклассник и его мамочка Софья, по мужу Лыкова. Черноглазая и стройная, она была очень светской и деловой для восточной красавицы-горянки. Была. Софико, маленькая как подросток, одна из первых догадалась схватить своего мальчика в охапку и силой выволокла его из толпы зомби. Утащила на руках бьющегося в конвульсиях сына. Силы материнских объятий хватило оттащить его на сто метров от неваляшки. Затем был взрыв. Мать и сына на небесах, наверное, так и встретят — обнявшимися. Этих двоих и еще два десятка таких же мучеников. Все взрослые, кто волей судеб оказался в кольце живых мин, все погибли. Одни, вытаскивая своих детей, как Софья Скоридзе-Лыкова. Почему взрывались другие, так и осталось загадкой, но некоторое время в кольце зомби зияли просветы, густо покрытые красным. Затем дети смыкали ряды и шли дальше. Только бурые пятна оставались кое-где: никто и не думал стирать с себя кровавых брызг.

Буквально на несколько минут опоздало сообщение из центра: по всей стране в других городах — то же самое. Попытки вынести детей из зоны сигнала всегда заканчивались неудачей — при отдалении от источника больше чем на сто метров срабатывает бомба в игрушечном браслете на ребенке. На руке у каждого ребенка в толпе висел такой браслет. Красный, синий, розовый, белый — пластик с пластидом.

Было еще кое-что. Через оцепление как-то прорвался Счастливчик-папашка. Счастливчик, потому что выхватил девчушку без браслета. Но на этом счастье его и закончилось. Под палящим солнцем он остался лежать, истерзанный маленькими ручками и ножками. Девочка с жиденькими косичками билась насмерть, как одержимая, и расцарапала ему лицо, целясь в глаза. Она верещала, как дикое животное, и с нечеловеческой силой пиналась ногами. Подвывая в такт удаляющейся смерти, девочка зыркала невидящими глазами и пыталась вывернуться. Страшнее этого существа Никита Дорошниченко никогда в жизни своей не видел. Он мог бы свернуть ей шею одним движением, но не имел права, и дьяволенок, засевший в детских мозгах, пользовался этим: брызгая слюной, девчонка попыталась вцепиться солдату в горло. Ее напор и натиск сбили с ног взрослого мужчину, она, ощетинившись, как зверек, готовилась вырвать глаза человеку, пришедшему ее спасти. Он истекал кровью, когда армия улыбающихся сомнамбул прошла по нему, а затем еще проутюжила ноги многотонная неваляшка. Мог ли Дорош помочь хорошему человеку тогда?