Я уже знаю, часто сапоги делают зеки. Насечки обозначают: максимальные — общий срок, минимальные — сколько отсидел. С таким послужным списком, зекам предоставляется всё самое лучшее: кожа, нитки… и, естественно, за столько лет заключения зеки приобретают не дюжий опыт. Обычно, таким вещам, действительно, сносу нет.
Сержанты Ли и Осман уводят роту на завтрак, я захожу в кабинет командира роты, стягиваю промокшие ботинки, с удовольствием влезаю в сапоги. Оглядываюсь. Где-то должен быть электрический чайник и кофе. Резко звонит телефон. Возвожу глаза к верху, это явно Белов Анатолий Фёдорович. Откуда он узнал?
— Беру трубку:- Слушаю вас, товарищ полковник.
В трубке хмыкнули, раздаётся знакомый голос:- Ты не ёрничай, Кирилл.
— Да я и не думал.
— Почему вчера не пришёл на доклад?
— Поздно было, товарищ…
— Для меня нет ни дня, ни ночи, ты это должен был давно понять, — перебивает меня он.
— Исправлюсь.
— Опять ёрничаешь?
— На этот раз нет, — кусаю себя за губу, надо быть осторожнее.
— Ну да, ну да, — слышится смешок, — в девять всей командой ко мне, — приказывает он.
Так подмывает сказать, Катя не успеет, неожиданно шеф ошарашивает меня следующей фразой:- Нет, лучше в десять, Катюша не успеет собраться, — в его голосе звучат нотки доброго, уставшего от долгой жизни, дедушки.
Сижу с пикающей трубкой, нервно смеюсь. В дверь коротко стучат.
— Да, — кладу трубку на место, встаю, поправляю гимнастёрку. Кого это чёрт несёт?
В кабинет протискивается замполит, лицо каменное, в глазах. Как муха в паутине, увязла обида. Вижу, как косится на мои погоны.
Он проходит в кабинет, без приглашения садится на стул. Хам, однако.
— Кирилл Сергеевич, я несколько не понял, что сержанты Ли и Магомедов делают в роте? Они должны быть на гауптвахте.
— Уверен? — во мне вспыхивает злость. Сажусь в кресло командира роты, с умным видом открываю журнал, насмешливо смотрю в бледное лицо замполита. Ба, да у него даже прыщики есть, как у юнца! Совсем зелёный, с сожалением думаю я.
— В воспитательных целях, не следует проявлять мягкость, — с напором говорит он, — иначе кто Родину будет защищать.