— Не прокатит, — усмехаюсь я. — Впрочем, как хочешь, шанс тебе давал, — поднимаюсь, скидываю с плеча автомат.

— Не надо, — устало прикрывается рукой упырь. — Ты действительно оставишь меня в покое?

— Разумеется, — оживляюсь я.

Упырь некоторое время молчит, уронив голову на грудь, затем с трудом поднимает взгляд, угрюмо смотрит. В глубоко сидящих глазах горит тёмный голодный огонь.

— Если дашь глоток крови, о многом тебе поведаю.

— Хочешь вонзить в меня клыки? — я дёргаюсь в омерзении. — Так инфекцию можно подхватить. Верно, шестьдесят лет клыки не чистил? — отпускаю язвительную шутку.

— Да кто ж мне даст испытать блаженство укуса, — соглашается упырь, — в стакан

налей.

— Хорошо, — решаюсь я, достаю финку.

— Подожди, — Рита решительно отбирает у меня нож, — своей налью.

— Но, Рита…

— Так будет лучше, — с расстановкой говорит она. Достаёт алюминиевую кружку, хладнокровно чиркает лезвием по венам, брызжет алая кровь, направляет струи в кружку.

— О-о-о, — вырывается стон из иссушенных губ упыря. Вытягивает руки в страстном порыве.

— Не так сразу, как говорится: "сначала деньги, потом стулья", — с насмешкой говорит Рита.

— А не обманешь, дитя ночи? — упырь сразу понял, что Рита оборотень.

— Да колись уже, старый хрен, не то вылью, — Рита наклоняет кружку, тяжёлые капли крови скользнули на грязную землю.

— Подожди! Я скажу, — словно в ознобе забился упырь. — Здесь есть центр по оживлению мёртвых упырей, мечта каждого из нас. В последнее время к нам проявляют невиданную заботу.

— Уж не Вита-с это? — встрепенулся я.

— Вита-с? Знаю его. Революцию в 1917году с ним делали. Пламенный патриот, гуманист и беспощадный к контрреволюционерам.

— Не лапай своими грязными руками светлые идеалы марксизма-ленинизма! — взъярилась Рита.