– Скажи, Денис, – спросил граф, – ты не можешь сдержать свою тягу к убийству?

– Могу, – Диониссио скривил губы, – но не хочу. С какой стати? Если я не способен спать с женщинами, надо пользоваться ими хотя бы так. Зачем-то же они существуют?

Так вот что его гнетет… Стриксы-мужчины действительно не были способны к половому акту из-за недостаточно сильного кровообращения. Женщины могли заниматься сексом только механически, ничего при этом не ощущая. Но все, кого знал Паоло, относились к этому философски. Приобретая бессмертие и теряя человеческие чувства, стриксы теряли и духовную потребность в близости, что позволяло им не переживать об утрате физической возможности.

Но Диониссио, в бытность человеком безумно любивший женщин, страдал из-за своей, как ему казалось, ущербности. «Он мстит женщинам, – понял Паоло. – Мстит за то, что они недоступны. Это его зацепка, его способ почувствовать себя живым. Имитация любви…»

Только вот такой путь обретения смысла жизни был опасен для остальных членов клана. Диониссио, со своей неконтролируемой жаждой убийства, ставил под угрозу всех стриксов. Убийств уже стало слишком много, к тому же мальчишка совершал их, абсолютно не заботясь о сокрытии улик. У Паоло, как и у всякого главы преступной группировки, была договоренность с милицейскими чинами о допустимом пределе тяжких преступлений. Свои люди и нелюди в органах могли прикрыть, не вызывая подозрений, определенное количество дел. Этого хватало, чтобы раз в месяц безнаказанно охотиться. О трупах, появившихся, так сказать, в процессе работы клана, заботился Луиджи. Как говорила любимая ученица Паоло: «Нет тела – нет дела».

Поведение Диониссио не вписывалось в эту стройную, отработанную годами схему. Последний случай был вопиющим. Одно дело – убийство бродяжки или дочери простого обывателя, совсем другое – гибель девушки, отец которой – глава одной из крупнейших группировок города.

Впервые за долгую жизнь Паоло усомнился в правильности своего поведения. «Вот что происходит, когда в поступках руководствуешься не жесткой логикой, а даешь волю эмоциям», – думал он, имея в виду злобу – единственное чувство, доступное ему во всей силе и многогранности. Граф обратил Диониссио не потому, что этот юноша был нужен клану, а из желания отомстить. Слишком задел графа отказ Леонардо от обращения. Убить мастера Паоло не мог. Он предвидел, что да Винчи станет великим художником, и не желал лишать себя удовольствия от лицезрения картин, которые тот напишет в будущем. Поэтому граф решил причинить художнику душевную боль, здраво рассудив: «Страдания лишь подхлестнут вдохновение». А что может быть страшнее, чем потеря ребенка? Родных детей у Леонардо не было, зато был любимый ученик…