Иван не ответил: то ли уснул, то ли потерял сознание.
– Не тронь его, Серега, – сказал Харитонов. – У него весь затылок в крови. Видно, об камень приложился. Или приложили. Пусть отдохнет. Если он и правда охотник, то его помощь пригодится, а если вампирячий выкормыш – так все равно ни слова правды не дождемся.
Сергей неохотно согласился. Белобрысый крепко спал, тяжело дыша и постанывая во сне.
На запястьях и щиколотках с хищным клацаньем сомкнулись кольца кандалов, соединенные тяжелыми цепями. Евгений, сковав девушку, мягко толкнул ее к стулу, бросив равнодушно:
– Присядьте пока.
Все это напоминало дурной сон, липкий кошмар, из которого невозможно было вынырнуть.
– Выпьем.
Рэм Петрович взял хрустальный графин, разлил вино по изящным бокалам и передал каждому из присутствующих. Не досталось только Даше и старику.
Девушка уловила тонкий, едва различимый запах – сладковато-соленый, отдававший медью. В бокалах была свежая кровь.
– За ритуал! – провозгласил профессор.
– За ритуал! – подхватили остальные.
Вампиры пригубили из бокалов, и это словно бы сорвало с них маски. Даша переводила взгляд с лица на лицо и видела в их выражениях то, что было скрыто от нее раньше. Мертвые глаза Тамары, рот, растянутый в оскале, испачканные кровью зубы… За доброжелательностью Рэма Петровича прятались алчность и подлость. Улыбка Миши была притворной, а под нею таился холод. Величественное спокойствие Анастасии Станиславовны на самом деле было равнодушием, а военная выправка Евгения – напряжением дикого зверя перед прыжком.
Вот какие они, вампиры. Ничего общего с утонченно-гламурным образом, навязанным книгами и кинематографом. Перед Дашей были звери – не животные, а именно звери, частицы того, древнего, библейского. Дети Сатаны, воплощение смертных грехов. В них не было ни капли сострадания, добра, любви – всего того, что в той или иной мере свойственно людям, пусть даже самым заблудшим. Сгустки абсолютного зла, они жили по своим законам, руководствовались своей логикой, непонятной для смертных. Каждый глоток крови поднимал из глубин их нутра то страшное, темное, что до поры пряталось под человеческими масками.
Красивые лица теперь напоминали морды то ли гиен, то ли еще каких-то зверей, и только лицо Дениса не изменилось. Оно выражало бесконечную боль и скорбь, а в карих глазах блестели слезы. Сердце Даши оборвалось от жалости к нему, а потом застучало сильнее: он любит, все равно любит! И ни его сущность, ни все происходящее не в силах это изменить!
По знаку Рэма Петровича вампиры засуетились, сдвинули в угол жалобно зазвеневший хрусталем стол. На его месте обнаружился большой прямоугольный камень, который до поры прятался под скатертью. Серую поверхность прочерчивали тонкие желобки, складывавшиеся в странную фигуру. Евгений с Антоном скатали пушистые ковры, лежавшие вокруг плиты, обнажив каменный пол с мозаичным рисунком, выложенным из осколков разноцветного мрамора. Узор образовывал большой пентакль.