– А другие мальчишки понятия не имеют, что творилось в мире в сороковые года, и путают Вторую мировую с Первой, – Марина печально покачала головой. – Вас слишком мало. Нас слишком мало. Завтра же с утра мы поедем и вычистим ДОТ Суховеева. Он ведь тоже загажен небось. Я готова выделить средства, например, можно повесить табличку: «Здесь сражался и погиб лейтенант Алексей Суховеев». Мы организуем новые экскурсии. Сделаем передачу на радио. Цикл передач. Будем добиваться, чтобы ДОТы внесли в Государственный реестр памятников Украины. Вот только Алису увезу из города. Подальше от этого «поля». У нас в Севастополе мамина квартира простаивает. То есть мы ее сдаем, конечно, но… Я уже давно подумываю о том, чтобы перебраться поближе к морю, природе. Отвезу девочку, окончит университет заочно. И маму с ней отправлю. Но самой придется задержаться. На время.

– Вы и правда верите… – Роман осекся. – То есть я понимаю, вы хотите защитить дочь…

– Не только, – женщина гордо вскинула голову. – Вначале, разумеется, я думала лишь об Алисе, но потом, чем больше читала об информационных полях и укрепрайоне… Знаете, при описании боев слезы на глаза наворачивались. А что до полей… Может, это все бред. Может, ваш друг сошел с ума и просто так кинулся под машину, а вовсе не заподозрил в ней вражеский танк. Может, сны – это лишь игра подсознания, а мертвые исчезают после смерти без следа, не оставив никаких мыслеформ. Но это не значит, что мы не должны ничего делать для укрепрайона. Да и вашим энтузиастам лишняя пара рук не помешает.

– Что ж, – Рома понял, что дальше сопротивляться и спорить бесполезно, – если так – добро пожаловать!

Он не стал спрашивать, посылает ли, по мнению Марины, «поле» другие сигналы, кроме мольбы о помощи. Возможно, еще спросит. Когда-нибудь…

Татьяна Минасян Победы и поражения

Татьяна Минасян

Победы и поражения

Грохот взрыва. Пулеметная очередь. Несколько одиночных выстрелов и снова взрыв. И еще один, совсем рядом! В окоп обрушивается целая лавина земли, ребята кричат и отплевываются, яростно трут запорошенные песком глаза, но быстро приходят в себя и снова начинают стрелять. На мгновение все вдруг затихает, и воздух вокруг начинает звенеть еще пронзительнее, чем самый громкий взрыв, но уже в следующую секунду тишина опять сменяется грохотом. Сколько уже все это длится? Фрицы пошли в наступление утром, а сейчас солнце уже заметно склонилось к горизонту. А кажется – прошло уже много дней…

Некогда об этом думать! Вообще думать некогда, вон еще одна фигура в круглой каске высунулась из укрытия – скорее! Валька поднял ставшую за день еще тяжелее винтовку, прицелился… все! Нелепо взмахнув руками, немец падает. Боль в плече от отдачи и уже знакомое странное чувство, которому нет названия. И о котором тоже некогда раздумывать.