— Ваал должен прийти к нам в приход, — ревел Сахиил, достигая кульминации, — все Кровавые Ангелы и преемники склонят колено перед Великим Аркио или будут преданы забвению.

Ответный крик поглотил все остальные звуки, и раскаленный стыд Рафена остыл до ледяного гнева. Разве эти глупые слепцы не видят? Так же ясно как божий день, это было перед ними, прячась под личиной друзей, взывая к их первобытному, их страхам, их тайным надеждам.

— Хаос, — Рафен выплюнул это слово. Рука смертельной, восьмиконечной звезды двигала Сахиилом и другими, как бездумными пешками на огромной игровой доске, выстраивая их для гиблых дел, настолько отвратительных, что они лежали за гранью понимания и расчетов этих ослепленных, обманутых дурачков.

— Будь я проклят, но я не позволю этому продолжаться далее.

— Брат? — Сказал голос позади него и Рафен резко обернулся. Он был застигнут врасплох, его собственные мрачные мысли и гнев толпы отвлекли его. Люцио приблизился к нему, с озадаченным выражением на верхней части его лица, которая была открыта над полумаской его дыхательной решетки. Технодесантник Кровавых Ангелов замер, опустив руки, но его механическая серво-рука за спиной до сих пор обеспокоенно подергивалась.

— Что ты сказал?

Рафен взглянул на нож в руке, потом на Люцио в его броне красного керамита и аккуратную, из оружейной бронзы зубчатую шестеренку.

— Аркио не мессия, — сказал он техножрецу Кровавых Ангелов, — мой бедный брат заблудшее орудие.

Лицо Люцио побледнело от шока.

— Как ты можешь говорить такое? Ты, из всех воинов, родной брат неустрашимого Благословенного.

— Как? — Повторил Рафен, подходя к технодесантнику, — я так говорю, потому что я, на этом отчаявшемся мире, все еще ясно вижу, чтоб увидеть.

Брат Люцио отступил к сервисной платформе, перевозящей грузы для крепости Икари.

— Нет, нет, — он всеми тремя конечностями отмахивался перед лицом, как будто он мог этим изгнать слова Рафена, подобно надоедливому насекомому, — ты с ума сошел.

Рафен достал свой болтер и направил его прямо в лоб Люцио.

— Наоборот, — ответил он, — я боюсь, я единственный вменяемый.

Черное жерло орудийного ствола не шелохнулось. Космодесантник почувствовал, как странное спокойствие охватило его, когда окончательный план сложился в его голове. С тех пор, как это безумие началось на Кибеле, медленно тлеющая уверенность росла в душе Рафена. Всем своим существом он знал про это Напряжение, и теперь оно окончательно сформировалось. Страх, постоянный темный страх, что от его руки умрет Аркио, был смыт. Пока он изучал смущенное лицо технодесантника, Рафен решил что в ответе за свою собственную жизнь, так же как и каждый своенравный смертный и обманутые, свернувшие с пути света.