Через несколько секунд один из тушканов уже вцепился в мой ботинок, остальные собирались заняться добычей всерьез. С этим я ничего поделать не мог. Быть сожранным тоже не собирался. Поэтому прыгнул в телепорт, надеясь, что стая следом не полезет, да и находился этот «пузырь» почти на метровой высоте от пола.

Через миг мир исчез. Я видел только холодный белый свет. Слышал только тишину, в которой не осталось ни писка тушканов, ни щелканья индикатора, ни свиста ветра в руинах Лиманска. Время тоже куда-то пропало, видимо, выдохлось. Это продолжалось неизвестно сколько, потом в голове «щелкнуло», и я очутился совсем в другом месте, целый и невредимый, с оружием, вещами и даже с одиноким тощим тушканом, повисшем на ботинке.

В одиночку тушканы не опасны. Повисший на мне экземпляр я попытался добить пинком, но мутант отцепился, увернулся с невероятной ловкостью и поспешно юркнул в кусты.

Я сам по-прежнему находился в Лиманске, но не в здании, а на земле. Уже знакомые желтые дома с высокими крышами торчали в отдалении. Вокруг раскинулся то ли сквер, то ли уцелевшая часть городского парка, засаженная пирамидальными тополями (листья уже облетели), с дорожками из кирпичной крошки, еще одним белым фонтаном и даже с парой статуй (на них кто-то попрактиковался в стрельбе). Выход из сквера располагался в ста метрах на востоке — это были ворота в виде арки, устроенные в заборе с краснокирпичными столбами и чугунной решеткой.

Стрелки часов, подаренных когда-то Ингой, показывали одиннадцать тридцать утра. Я пробыл в Лиманске менее двух суток, и он меня все равно укатал.

Было ясно и тихо, ни выстрелов, ни ругани в эфире — то ли «Монолит» и ренегаты в очередной раз «помножили друг друга на ноль», то ли просто устроили передышку во взаимном истреблении. Снайперы по ту сторону ворот могли работать до сих пор, поэтому я двинулся к выходу, стараясь держаться за деревьями или статуями.

Чуть позже стало заметно, что возле ворот на массивном фундаменте кирпичной ограды сидит раненый человек. Он был в броне, но без шлема, и разместился ко мне вполоборота, привалившись плечом к решетке ограды. Ствола у него не оказалось, поза походила на позу раненого, на рукаве имелась нашивка наемника.

К этому парню я подбирался осторожно, но он не двигался, не пытался ни уходить, ни нападать и шевельнулся только тогда, когда я очутился поближе и без церемоний навел на него ствол.

— Ты кто? — спросил я скорее по инерции, чем по необходимости. Спрашивать было глупо, бежать — слишком поздно, оставалось только стрелять: человек обернулся, и я увидел хорошо знакомое мне лицо Бархана.