Вытянув одну из подшивок, Петрович грохнул ее на стол и как можно аккуратней стал вырывать верхний листок. Вроде ничего особенного, вроде обычная заурядная процедура. Однако мельком глянув на Лешего, я вдруг заметил, как тот напрягся. Причинна конечно же крылась не в Петровиче, тот ничего особо предосудительно не делал. Причина явно была в бумагах. Сообразив это, я вытянул шею, чтобы поглядеть на них.

Мой интерес не остался незамеченным. Петрович сразу среагировал. Он весь переменился в лице и быстро, словно школьник, уличенный со шпаргалкой, схватил подшивку в руки. Но я все же заметил. Это действительно были чертежи. В уголке каждого листа красовалась черно-белая эмблема: овал, в центр которого было вписано схематическое изображение земного шара. Перечеркивал эту основу зигзаг небольшой молнии.

Цирк-зоопарк, знакомый рисунок! Где же я его… Ответ был уже где-то совсем близко, но мне так и не удалось до него добраться. Помешал Леший. Не вставая со стула, он зарядил Петровичу локтем в живот. Здоровьем Андрюху бог не обидел, поэтому не удивительно, что бандит ойкнул и сложился пополам. Дальше все следовало по заученной, отработанной до автоматизма схеме. Загребельный вскочил и рубанул Петровича ладонью по затылку. Этого оказалось вполне достаточно. Офицер уж не знаю каких войск ничком повалился на пол.

— Э… ты чего? — Фомин протянул руку к своему автомату.

— Даже и не думай, — предупредил Нестеров, по-прежнему оставаясь на своем месте.

— Мы же договорились… — руководитель Рынка внял совету милиционера.

— Это что такое? — подполковник ФСБ поднял с пола толстую подшивку и, подойдя к Фоме, сунул ее ему под нос. — Где взяли?

Фомин перевел взгляд на помятые растрепанные страницы и в глазах его начало просыпаться понимание.

— Вот значит в чем дело, — наконец выдавил он из себя. — Откуда знаете?

— Своими глазами видели.

— Я был вором, а не мокрушником, — глухо произнес Фома.

— Видать все в этой жизни меняется, — парировал Леший. — А это даже не мокруха была, это садизм, зверство настоящее. Там же женщины и дети были!

В этот момент мне показалось, что Леший вот-вот разорвет Фому на куски. Отчаянно желая поучаствовать в этой процедуре, я стал подниматься со стула.

— Я не приказывал мочить колонну, — Фомин не прореагировал на нависшую над ним угрозу. Он продолжал сидеть в кресле, уткнув в пол неподвижный тяжелый взгляд.

— Сейчас можно говорить что угодно.

— Я не приказывал мочить колонну! — тупая обреченность в голосе хозяина Рынка заставила нас с Андрюхой остановиться.

— Кто же тогда?