Я смотрел в лица прохожих, они смотрели на меня. Мы запоминали друг друга. Возможно сейчас наша последняя встреча. И все что останется после, это только лишь память. Она будет жить во мне и умрет вместе с последним проблеском сознания.

Погруженный в эти мысли я едва успел затормозить, когда под колеса «302-го» буквально кинулся человек. Офицерский бушлат, разгрузка, вещмешок, «Калашников», армейская кепка на голове. Еще до того как я разглядел его лицо, сидевший рядом Леший воскликнул:

— Петрович, холера его забери!

— Где эта сука? — сидевший на месте пулеметчика Фомин расслышал. — Сюда его, живо! — Фома хотя и возмущался, но в голосе его явно послышалось облегчение.

— Влезай на броню! — я выбрал самый быстрый способ подобрать нашего компаньона.

— Лады! — Петрович ловко, как человек привыкший это делать, вскарабкался наверх и пристроился рядом с башней. Рукой он схватился за искореженный КПВТ, а нога офицера юркнула в мой люк. Цирк-зоопарк, а он знает что делает! Видать катается на броне далеко не в первый раз.

— Еще пять минут и… — начал справедливый наезд Загребельный.

— Я десятого нашел! — перебил его Петрович.

— Кого? — мы с Лешим выдохнули одновременно. Вдруг показалось что произойдет чудо, и мы вновь увидим Мурата.

— Не парьтесь, не с Рынка. — Петрович по-своему истолковал нашу реакцию. — Охотник один. Белорус, кстати. Так что человек очень даже полезный.

— Случаем не одноглазый? — невесело пошутил я.

— Почему одноглазый? — не понял бывший офицер. — Нормальный, на оба глаза зрячий.

— Максим, двигаем! Чего застрял? — Загребельный потерял интерес к теме.

Конечно двигаем. Движение сейчас было главным, и я тронул «восьмидесятку» с места. Впереди был последний поворот, за которым и открывался путь на волю.

— Не понравится человек, не возьмете! — подручный Фомина понял, что мы не в восторге от его инициативы и его кандидата.

— Где он? — Леший спросил скорее для порядка.

— Снаружи будет ждать. Он к нам сюда никак не успевал.

— Или мы его будем ждать, — я подумал, что любому человеку требуется время на сборы. А если учесть, что его завербовали всего пол часа назад…

— Он обычно налегке ходит, так что не задержится, — Петрович словно прочитал мои мысли.

На этом обсуждение кандидата прервалось. Я повернул направо и очутился в метрах двадцати от ворот. Всякий раз когда оказываюсь перед ними, не важно тут ли, в Подольске, или в какой другой колонии… Так вот всегда возникает странное, специфическое чувство. Вроде как ворота это проход в другую реальность. В ней действуют те же самые персонажи, но только по совершенно другим правилам. И эти правила меняют тебя самого. Вот именно это превращение и происходит, когда ты оказываешься здесь — в точке перехода.