Светлый фон

Солдаты знают, что роб обожает веселье. А уж если разойдется, то танцует так, что только держись.

Последние культяпперы, словно самоубийцы, отступают в направлении пожарища, туда, где потрескивают трупы их сородичей.

Я выуживаю из кармана рацию.

— База, это Умник. В шахте пять-одиннадцать… ловушка.

Коробочка оживает.

— Вас понял, Умник, — квакает она с итальянским акцентом. — Это Лео. Босс, жми в шахту cinque dodici.[1] Здесь что-то реально крутое.

cinque dodici.

Я иду по хрустящей от инея земле в сторону шахты пять-двенадцать. Посмотрим, что за крутую штуку они нашли.

 

Леонардо — настоящий здоровяк, а массивный экзоскелет для нижней части туловища, найденный на горноспасательной станции при переходе через Южный Юкон, делает солдата еще больше. На форме эмблема медицинской службы с белым крестом, закрашенная черной краской из баллончика. Вокруг пояса ребята привязали веревку с щекотуном. Лео медленно пятится, и двигатели воют — он вытаскивает из дыры что-то большое и черное.

— Ох, босс, эта штука molto grande.[2]

molto grande.

Опустив в дыру глубиномер, Черра, мой специалист, сообщает, что глубина шахты ровно сто двадцать восемь метров. На щеке Черры впалый шрам — напоминание о временах, когда мы действовали более беспечно.

Забавно, думаю я, у людей все меряется десятками. Мы по-обезьяньи считаем на пальцах рук и ног. Машины тоже считают на том, что есть — но они двоичные, до самого нутра, и поэтому у них все сводится к степеням двойки.

Из норы появляется щекотун, похожий на паука с пленницей-мухой. Длинные тонкие руки сжимают черный куб размером с баскетбольный мяч. Эта штука, наверное, тяжелее свинца, но щекотун страшно сильный. Обычно мы достаем ими ребят, которые свалились с обрыва или упали в шахту, но такие машины могут удержать что угодно — от новорожденного до солдата в полном экзоскелете. Правда, с ними нужен глаз да глаз, иначе защекочут так, что все ребра поломают.

Лео выключает щекотуна, и куб с грохотом падает на снег. Отряд выжидательно смотрит на меня.

Я чувствую, что эта штука непростая — иначе и быть не может, ведь рядом с ней столько ложных целей, и сама она так близко от места, где закончилась война, всего в ста метрах от точки, где Большой Роб, называвший себя Архосом, дал последний бой. Что за утешительный приз мы здесь нашли? Какое сокровище хранилось под слоем вечной мерзлоты там, где человечество поставило на карту все?

Я сажусь на корточки рядом с кубом. Мне в лицо смотрит огромный кусок черной пустоты — ни ручек, ни кнопок, ничего, только пара царапин, оставленных щекотуном.