– А он тоже в покушениях выживал?
– Кто? Томми? Нет, в наше время такого не случается. А вот в бою пули его аж по кривой траектории обходят. Может стоять в самой гуще боя во весь свой рост, и хоть бы что. Будто заговоренный.
– Об этом я слышал. Тоже миф, которого требует эпоха?
– Конечно. Только миф абсолютно реальный. Основано на реальных событиях, как говорится.
– Ты в это тоже веришь?
– Верил бы с удовольствием, но не могу. Потому что знаю это наверняка. Чувствуешь разницу?
– Нуу… Пожалуй что да.
– Если бы я верил, то эта вера согревала бы меня изнутри, давала силы в трудный момент, приподнимала над землей и швыряла вперед на ратные подвиги. Но я не верующий человек. Я свидетель упрямых фактов и к тому же циник. Я своими глазами видел как Томми прыгает среди пуль и осколков и на его огромном двухметровом теле не появляется ни одного красного пятнышка. Я могу признать этот феномен и назвать его чудом или прихотью судьбы. Но я никогда не смогу поверить в него всей своей душой. По той простой причине, что у меня этой души осталось совсем чуть-чуть.
– Поэтому ты циник?
Динамит кивнул, не отрывая бронированной головы от подпиравшей ее ладони. В этот момент его поза, выглядевшая такой непринужденной, выдала свою искусственную природу. Сержант старательно позировал, а рядовой не менее старательно обходил этот факт вниманием.
– Абсолютно верно. Циники – это инвалиды духа. Они утратили способность верить, а вместе с ней и доступ ко всем возможностям, которые вера открывает перед человеком. Поэтому быть циником может себе позволить или ничтожный человечек с мелкими заботами, или профессионал своего дела, который за счет своих навыков кое-как выживет и с половинкой души. Например, вроде меня.
– Так тебе довелось увидеть Томми в бою? Но как это возможно? За последние годы он лично сражался только…
– Рэббит Лейк, да. Я был там. – Динамит сел, взял двумя руками чашку и медленно отхлебнул из нее. – Тогда еще в чине капрала. Числился в девятом отряде заместителем командира.
– Ну и?
– Что?
– Расскажи, как там было!
Динамит потянулся с видом человека, который давным-давно устал рассказывать эту историю но смирился с тем, что делать это приходится снова и снова. Соловей на опушке притих, будто прислушиваясь к разговору.
– Как ты понимаешь, я тогда был прыгуном. Наш взвод на тот момент имел больше сотни прыжков, из которых семнадцать боевых, и был на очень хорошем счету у штаба. Ни одного проваленного задания, совсем немного потерь… Элита одним словом. Полным составом зачислили в девятый отряд. В других отрядах более разношерстный народ был, старались отбирать лучших из тех, что были. Потом три недели муштровали на учениях, пока все не сработались как следует.