- Так, господа! - загудела на них сверху Канзаки. - Разбираться, кто кого подставил - это очень интересно, но все же скажите: что мы будем делать сейчас?!
- А сейчас, Канзаки-сан, мы будем делать то, что и должны делать, но гораздо веселее, - повернулся к стальной фигуре Сэм.
- Летим со мной.
- Не могу.
- Почему?
- Ты знаешь. Он велел мне остаться. Моих крыльев больше нет.
- Но почему тебе? Почему именно тебе?
- Именно потому, что я больше всех хотел вернуться.
-... Вер-нуть...ся... - с заметным трудом шевеля губами, прошептал Учики, по-прежнему подвешенный в воздухе. Невидящие глаза с расширенными зрачками бессмысленно таращились на восток, оттуда приближался сгусток белоснежной энергии, переливаясь ослепительным светом. И с каждой секундой, с каждым метром, что преодолевал неведомый светоч, тело юноши содрогалось все сильнее. Что-то перетряхивало его существо, почти разрывая на куски, разрушая едва ли не межклеточные связи. Но боли не было. Просто что-то ощутимо изменялось внутри. - Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum...
Он сам не понял, как начал говорить. Бедняга вообще мало что мог осознать в эту секунду, плавая где-то между бесцветным обмороком и ярко-синим расплывчатым пятном, что звало из глубин подсознания. Наверное, именно оттуда и пришли слова.
- Adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra, - донеслось до Учики. Голос был не тот, что говорил из синего видения, но все же странно знакомый.
Снизу, от далекой-далекой земли, струилось тепло. Как будто потихоньку готовишься на решетке. Но это тепло было не палящим, сжигающим жир и превращающим сырое мясо в шашлык. Напротив, безвольно распластавшееся тело ощущало себя накачиваемым футбольным мячом, соприкасаясь с идущим от земли теплом.
Сверкающий сгусток энергии уже был совсем близко. Он замер в метре от беспомощного Учики, не по собственной воле произносящего слова непонятной ему молитвы. И исчез. На месте светящегося бесформенного образования вдруг возникла тоненькая девичья фигурка в школьной форме. Кимико Инори висела в воздухе рядом с ним и выглядела совершенно потерянной. Как и глаза самого Учики, не способного сейчас разглядеть ее, глаза девушки были слепы. А губы точно так же дергались, произнося незнакомые слова.
- Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, - заговорили молодые люди в унисон. - Еt dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris.
Их тела, удерживаемые в небе неведомой силой, выпрямились. Теперь это уже не были тушки испуганных детей, загнанных в полубессознательное состояние. Как неотъемлемый атрибут вписывались они сейчас в сюрреалистическую картину: внизу - пустынные разрушенные улицы и брошенные дома, вверху - чернеющее сумеречное небо, а посередине - беззаботная пара ангелов, встретившихся среди облаков. Раскинутые в стороны руки Учики теперь спокойно опустились вдоль туловища, осанка поразила бы своей прямотой примерного строевого солдата. Точно также и почти сидевшая на несуществующей кушетке Инори выпрямилась и обратилась в сторону юноши.