— Доброго вам здравия! — И вынул из-под одежды нательный крест, выставив его вперед.

Фигура отделилась от дерева и повернулась к ним анфас.

— Пелагея, мы не сатанисты! Нам очень нужна ваша помощь, чтобы спасти две христианские души. Жену мою и ре…

— Довольно! — проскрипела фигура. — Поболе твоего знаю я о рабе Божьей Ольге и отроке Евгении.

Их веселость как рукой сняло. Если бы не темнота, было бы видно, как побледнел Берроуз, снимающий происходящее.

— Три дня досель оскверняли вы землю бесовскою грязью. Так вы души христианские спасти полагаете?

— Пелагея, мы виноваты, прости нас, Божий человек, Христа ради, — дрожащим голосом сказал Кирилл. — Мы не знали, как по-другому увидеть тебя.

— Пошто крест православный на груди несешь? Отвечай мне! — услышал в ответ Васютин. Голос ее изменился. Он стал тише и зазвучал устрашающе.

— Православный я, крещеный.

— Как можешь чадом Христовым называть себя, когда в скорби помощи у рогатого испрошаешь?

— Помощи у тебя прошу, потому что знаю, что ты людей православных от опасности оберегаешь.

— Я нужна тебе была? Так отчего ж ты в храм Божий не направился, о встрече со мной молиться не стал?

Горячий румянец обжег лицо Кирилла.

— Нет во мне веры, получается, — полушепотом произнес он, и голос его чуть дрогнул. — Прости меня, Пелагея! — хрипло сказал он, шумно сглотнув, будто подавился этим признанием.

— Не у меня прощения проси… Кто я такая, чтоб ты умолял?

— Только на тебя надеюсь! — хрипло выдохнул Васютин. И упал на колени перед призрачной старухой, силуэт которой вибрировал в ночной темноте. — Христом Богом прошу, дай мне надежду на спасение семьи!

— Надежду Господь тебе даст, как и всем детям своим, — глухо ответила старуха. — А я не святая… И нечего просить у меня, коли в Спасителя веруешь! У Него и проси! — страшно просипела она и подалась вперед.

Обомлевший канадец, белый как полотно, снимал происходящее, стараясь не отрывать взгляда от дисплея камеры. Через него Ник повидал много невероятного. Но сейчас стрингер снимал нечто такое, что и невероятным назвать было очень тяжело. Скорее это было нечто совершенно невозможное, но при этом происходящее здесь и сейчас. Еще пару минут назад в глубине души они не верили в существование вещуньи, хотя и желали этого. И вот она уже стояла перед ними.

«Верую, верую!» — истово взмолился Васютин, задрав глаза в черное останкинское небо. И хотя ему сильно хотелось приблизиться к старухе, чтобы рассмотреть ее получше, Кирилл справился со своим порывом, оставшись на коленях чуть поодаль от пентаграммы. Старуха ничего не ответила. Лишь озабоченно покосилась на страшный символ, словно ожидая от него беды.