— …Он нас на понт брал! Хотел нас под трибунал, а машину себе забрать, ну вы, что не понимаете, что он хотел сделать?
Возмущаясь Косяк заходил по комнате. Пытаясь по понятнее объяснить, сбивался на простых словах. В конце рассказа, уставился на всех терпеливым взглядом учителя талдычащего элементарное сложение.
— Серп может, — обдумав услышанное, протянул Лохматый, — сволочной человек. Погоди, и ты такое при нем заявил?!
— Ну нет… Хотя, хотел, — гордо заявил Косяк, улыбаясь словно выиграл миллион.
— Мда… хорошо, что при нем этого не ляпнул. А то бы уже без головы валялись…
— В смысле без головы? — не понял Косяк.
Лохматый посмотрел на молодняк протяжным взглядом не понимания, а вспомнив сказал:
— Ах да, вы же вольнонаемные, — задрав голову, показал блеснувшую на затылке горошину, — у каждого бывшего заключенного, вживлен вот это подарочек. В случае неповиновения, разряд в позвоночник, а, что нить серьезнее, раскидываешь мозги по стенкам.
— Опаньки, — пролепетал Косяк.
Подойдя ближе, потрогал незаметную опухоль, сквозь которую пробился точечный индикатор, в металлической оправе.
— Погоди, а сейчас, — словно обжегся Косяк убрал руки за спину, — она, что же работает!?
— Как подписали контракт, их отключили, по крайней мере так сказали, — ухмыльнувшись, Лохматый оглядел притихший экипаж, — а вытаскивать не вытаскивают.
— Лохматый не трави — и без тебя хреново, — проворчал Дыба, угрюмо протягивая бадью, — наливай.
— Правильно, не чего каркать, — попытался весело поддакнуть Косяк, — Ну?! И так, за, что и как будем пить?
Окинув троицу взглядом, Лохматый подивился такой выдержке. Списав все на молодость, сказал:
— Ладно потом поговорим. По трезвости обсудим… Эй Бычок! Хватит ее так обнимать — выдохнется. Ты так девку обнимал, как канистру тискаешь.
— А, что…девок много, а канистра одна, — резонно заметил тот, бережно опуская канистру на пол.
Залив на половину чашу спиртом, добавили туда воды из сифона. Растолкав прикорнувших товарищей, рассевшиеся кругом наемники смотрели на Бычка. Застыв с чашей, Бычок обвел всех повлажневшим взглядом.
— Парни… Братья. Я не мастак говорить, речей как Джигит, — послышались понимающие смешки, стихшие, под серьезным взглядом, — скажу как получится. Я хочу выпить, из этой Чаши, — за экипаж. За молодой экипаж, который не смотря на "зелень", делом доказал, что он достоин звания Русского Наемника. И я рад, что рядом со мной будут сражаться надежные товарищи, которые прикроют, которые на своем горбу вытянут из огня и о которых я смогу гордо сказать: " я с ними сражался…". Так пусть эта чашу будет передаваться из рук в руки чем проливаться на последний бархан!