Воин глядел вверх, открытые черты были изуродованы увечащими ножами. Керамитовый доспех — наполовину насыщенно-синий, наполовину чисто белый — покрывали выбоины и трещины вокруг вонзенных коротких мечей. Лишенное кожи лицо, некогда столь мрачное и гордое, представляло собой демонстрацию оголенных вен и окровавленных слоев мышц. Даже веки были отрезаны.
— Приветствую, брат, — обратился к пленнику воитель. — Знаешь, кто мы такие?
Когда ангел сломался, признание практически не заняло времени. Чтобы говорить, он подошел вплотную, вкрадчивый вопрос проскрежетал из вокабулятора шлема в воздухе между ними. Лицевой щиток воителя был почти что прижат к освежеванным чертам Ангела. Два черепа глядели друг на друга, пока солнце садилось.
— Где Ганг?
Пока братья собирались, воитель наблюдал, как на горизонте пылает далекая крепость, обращая внимание, как она поглощала мир вокруг себя. Скопище башен и посадочных платформ — темная громада пожирала землю, а ее дымное дыхание душило небо. И при этом от нее оказалось так мало толку, когда ее вскрыли руки грабителей. Зачем нападать на мир, если единственная точка добычи ресурсов уже выжата досуха? Пиратство без прибыли было не более, чем нищенством.
Унизительно. О, да. И постыдно.
Воин уставился на далекие зубчатые стены — бедную твердыню на безжизненном мире, принадлежавшую угасавшему ордену, который называл себя Странствующими Десантниками. Налет ради оружия, пополнений, драгоценных боеприпасов… впустую. Крестовые походы самого ордена полностью исчерпали запасы, не оставив жадным рукам Восьмого Легиона ничего, кроме металлолома.
Крепость пала за один день, предоставив столь же мало забавы, как и наживы. Сервиторы и закутанные в одеяния аколиты Механикума продрались через базы данных почти заброшенной твердыни, однако обнаружили лишь то, что и так уже знал каждый из воинов: налет стал пустой тратой сокращающихся резервов боеприпасов. Странствующие Десантники больше не хранили здесь запасной арсенал.
— Положение дел изменилось с тех пор, как мы в последний раз путешествовали по этому краю пустоты, — прорычал Возвышенный комадному составу. Признание доставляло ему боль, как и всем им. — Мы бросили свои последние копья… чтобы покорить пустышку.
Но посреди горечи отчаяния и разочарования все еще пылали угли надежды. В потоках данных раз за разом повторялось одно слово.