— Талос приказал нам обоим оставаться тут.
—
Узас не ответил.
— Скоро вернусь, — сказал Ксарл. — Хочу поучаствовать в охоте Кровоточащих Глаз на… на что бы они там ни охотились. Судя по звукам, оно рвет их на куски, и мне нравится такой расклад.
— Я тоже хочу охотиться, — проворчал Узас с особенным недовольством. — Оставайся сам. Я поохочусь вместе с визгливыми идиотами.
Ксарл покачал головой.
— Не думаю.
— Почему? — спросил Узас. — Почему я должен остаться, когда ты идешь?
— Потому что даже в худшие дни я лучше всех владею клинком. А ты, напротив, носишься с топором и вопишь о богах, расправляясь с собственными слугами.
Вандред был одним из немногих оставшихся в живых на мостике «Завета». Пламя покрывало стены, словно вторая обшивка, и уже начинало пожирать тела погибших при исполнении долга. Он частично ослеп от света, который испускало обилие огня, и чуял в едком дыму последний выдох корабля.
Несмотря на грубую мощь тела, ему было трудно вернуться на трон из-за кровопотери из нескольких страшных и глубоких ран. Сама кровь мерзко пахла, она капала из ран жирными и липкими сгустками, практически лишенными текучести.
Оставшийся на командной палубе экипаж целиком состоял из сервиторов. Их ограниченные протоколы поведения удерживали их на посту независимо от влияния внешних стимулов. Двое пылали, в буквальном смысле горели на своих постах: металлические детали были опалены, а плоть почернела и кровоточила. Они вводили команды стрельбы для орудий, которых уже не существовало.
Вандред рухнул на трон, жидкость из ран начала сочиться на черное железо. Корабль снова содрогнулся. В стене с оккулусом что-то взорвалось, и наружу ударил пар под давлением.
— Талос.
Голос пророка доносился обрывками, но даже это было почти чудом.
— Я тебя слышу, — произнес он.
Вандред сплюнул кровью. Было нелегко говорить из-за всех этих зубов.