Светлый фон

— Серега, — меня кто-то дернул за рукав.

Я оглянулся. Вот тебя только тут и не хватало! Данила Хвостов, «тот еще волосан», наш главный конструктор-креатор. Страшный товарищ, лучше с ним и не заговаривать: через десять минут укатает. В глазах горит азарт свободы, плещется безбрежье идей и путей решений. Готов подсказывать и предлагать, спаси господи. Человек-манифест.

— Ну.

— Ты же знаешь, что у Сотникова в подвале свой нехилый закуток имеется?

— Ну? — теряя терпение, повторил я.

— Бывал ведь внутря, поди?

— Да и ты побывал бы, не шлангуй каждый раз на переноске.

— Ты же знаешь, сколько у меня дел! — возмутился Хвостов.

— Ага. А остальные с шариками надувными гуляют среди роз.

— Да ладно те… Я что хочу сказать. Ну тык это. Ты там лист люминевый не видел ли? «Двойку» или «тройку»?

— Хвост… Ну ты, елочный банан, да на хрен мне на это смотреть? Я что, учетчик?

Учетчик, Демченко, учетчик. Ты свои дела учти, пойми, чем это аукнется группе.

Хорошо мужикам: остальные уже выплывают и фарватер видят. А мне-то что делать, что нужно менять в плане сталкерских работ? Народ, смотрю, суетится, какие-то оперативные меры предпринимает, пошевеливается, так сказать. А я? Мне кажется, или эта тема пока не особенно касается группы сталкеров? Что может выкатиться?

— Ну вспомни же! — волосан грубо прервал мои размышления.

— Да не помню! — рявкнул я. — Вроде не видел.

— Жаль. — Хвост сморщил конопатый нос и почесал его ногтями с черной подводкой. Но не успокоился: — А на металлоскладе — не знаешь, сколько брусков вторичного алюминия осталось?

Надо мне было подальше отойти. Пойду-ка на базу, потом в столовую: утром поесть не успел. Где, кстати, мои талоны? Полез в карман — ага, вот они — хм, еще пять штук.

— Данил, ты спроси у Кати со склада, она тебе точно скажет, — как можно спокойней посоветовал я. Еще немного — и я точно закатаю волосану в лоб. — Ты че? Нашел, блин, у кого спросить: где мы — а где Катя с чушками «люминя».

— Дык Дугин только что ей позвонил и запретил давать информацию, — окончательно заунывал волосан. — Никому, говорит, без моего ведома.

— Тогда все, Хвост!