2

Смеркалось.

Старший лейтенант Морозов в должности начкара[1] пребывал уже третьи сутки подряд, что вообще-то являлось грубейшим нарушением Устава караульной службы. Но реальность была такова, что заступать в караул оказалось просто некому.

С солдатами та же проблема. Бойцы буквально валились с ног от усталости: людей в части не хватало, обычный распорядок службы «через день – на ремень» теперь вспоминался едва ли не как курортный отдых.

Месяц назад ушла последняя партия весенних дембелей. Это были самые «залетчики», то есть те, кто постоянно нарушал службу, безвылазно сидел на «губе» и вообще числился на плохом счету. Поэтому их, назло им самим, рвущимся поскорее на «гражданку», оставили на последнюю партию. Хотя, положа руку на сердце, от таких следовало избавляться прежде всего. Но так уж сложилось, что первыми всегда уходили лучшие. Тут были и те, кто честно «тащил службу», и те, кто считался у командования любимчиками – стучали, короче говоря.

Прибывшие на замену тридцать дагестанцев оказались настолько дикими, что создавалось ощущение, будто новобранцы только что спустились с гор за солью, а их тут же «забрили». Поначалу по-русски они не говорили. Многие тогда подумали, что не умеют, но, как потом выяснилось, – не хотели.

Вели даги себя вызывающе, если не сказать – бо́рзо. Держались скопом, приказы выполняли с видимой неохотой, презрительно бормоча что-то себе под нос на своем наречии.

Ребята дюжие, многие спортсмены, на «гражданке» занимались борьбой. Поодиночке более-менее вменяемые, стадом – хуже Мамаева войска. Наглые, самоуверенные, привыкшие к тому, что «рюсскые» за своих не стоят.

На родине считавшие, что жители соседнего аула чуть ли не иностранцы, попав в армию, они сбились в плотную стаю.

Парочку дагов забрал к себе на склады прапорщик – начснаб[2]. Трое ушли в постоянный наряд на свиноферму, где жилось сыто и вольготно (самые что ни на есть правоверные мусульмане даже дрались за эти места). Что делать с остальными, которых не то что в караулы ставить, вообще к оружию подпускать нельзя, долго не понимали.

Оборзевшие дети гор не подозревали, что половина солдат и почти все офицеры в части принимали участие в боевых действиях, ходили в атаку, проливали свою и чужую кровь. Добряк старший сержант Винтерголлер по прозвищу Винт был переведен сюда после ранения из разведбата и при желании мог свернуть любому новобранцу голову, будто куренку.

Его заместитель сержант Петрученя (Петруча) если уж дрался, то наверняка, чтобы с одного удара отправить на тот свет. Так его подготовили.