* * *

Снаружи было холодно – не меньше минус двадцати, с ветром. Полеты легкомоторной авиации в такую погоду запрещались категорически.

– А вообще, знаете, – вдруг сказал Витька Тимко, – а ведь это правильно.

В теплом помещении, где около большой печки-самоделки с «вечным огнем» из солярки собралась практически вся сотня, наступила нехорошая тишина.

– Поясни свою мысль, – потребовал Володька Тезиев.

– А что тут пояснять? Война за Родину почти закончена. Начинается война за ее интересы. Чуете разницу?

– Нет, – ответил Володька.

– Ну и дурак.

– А за интересы ты воевать не согласен? – не без ехидства уточнила Светка Супина.

– Почему? – не обиделся Витька. – Согласен. Только власти не согласны, чтобы я за них воевал. И правильно делают, что не соглашаются. А нам надо обратно, в станицу.

– Хватит спорить, нас не спросят и никакая делегация не поможет, – сказал Колька. Помолчал и добавил: – А вообще-то да. Правильно.

– Угу, – ядовито сказал Сашка, его младший брат. – Еще в шко-олу, скажи, надо вернуться…

– Надо, – подтвердил Колька спокойно и серьезно.

Сашка, неотрывно глядя в солярное пламя, буркнул:

– Счас, побегу.

– Побежишь, кому ты нужен с шестью классами, – сказал Колька. – Уж точно не России. Как миленький побежишь, хвост задрав, и будешь учиться за себя и…

– …и за того парня? – ехидно спросил Сашка.

– И за того парня, – согласился Колька. – За Олежку Гурзо, например, – он посмотрел на сидевшую сбоку от печки Дашку. – И еще много за кого… наших ребят на всех хватит. Разобрать по одному – и за него жить, учиться, детей родить и вырастить… Иначе мы не люди, а полова. Ветру дунуть – и память долой.

– Ну… – Сашка неловко усмехнулся. – Ну ты повернул, брательник…

– Это ты не верти, – тихо сказал Колька. – Мы теперь все… в тени памятника жить будем. Если кто понять этого не может – прямо ко мне обращайтесь, я объясню подробно. А если кому после лампасов, кубанки и военных подвигов в падлу учебник открыть – тот не казак, а казуня[29].