И все равно почему-то тянула. Пошла, приняла душ, словно не она два часа сегодня плескалась в озере, но надо же было оценить изобретательность ребят. Потом присела у костра и немножко поболтала с дежурными. Колобок с Марусей приняли ее спокойно, но как-то сдержанно. И причина стала ясна, когда после очередной страшной истории, горе-рассказчик Колобок был отослан проверить что-то непонятное на восточном краю лагеря, а Маруся спросила прямо:

— Дара Руслановна, не пора ли парня осчастливить? — и спокойно мотнула головой в сторону клетушки.

Вот так, приплыли!

Пришлось срочно прижимать ладошки к полыхнувшим щекам и ушам. Попыталась было держать марку, и холодно осведомилась, почему её ученицу это так волнует. В ответ получила сочувственное:

— Так мочи никаой нет на вас двоих смотреть. Ребята уже ставки делают, завалит он тебя у всех на глазах, или хватит выдержки уволочь в клетушку.

Оставалось только молча хватать ртом воздух, а потом вставать и топать, как на казнь. Она-то наивная, полагала, что никто ничего не замечает, а у них оказывается, тут все просто. Да и правы они, чего ещё ждать, когда её так нему тянет. И потом — неизвестно, что ещё будет завтра, и что с ними со всеми станется.

Когда скрылась из глаз дежурных, решительности хватило ровно на два шага, после чего коленки обратились в студень, а в голове не осталась никаких мыслей кроме: «Может, не надо?». И еще мелодия звучала внутри, но не романтичная, под стать моменту, а какая-то писклявая и с заиканием.

Так что несчастные метры преодолены были исключительно на упрямстве и с уговорами: «Ну что тут такого! Всем страшно, а потом смешно, — и еще, — лучше так, чем в обществе пары десятков солдат противника». Последняя мысль подействовала не хуже нашатыря. Дара сплюнула, и решительно открыла дверцу клетки.

Бероев спал. Но даже обрадоваться этому не удалось. «Разбудишь?» — прозвучал в голове ехидный голосок. И сразу возник вопрос, что с себя снимать, так сказать, заранее. Но пока Дара его решала, пытаясь понять, какая степень раздетости может служить проявлением скромности и доброй воли, а какая будет уже откровенным навязыванием, как тело решило все само, и сделав последние два шага со словами: «Подвинься, развалился тут!», — нагло устроилось рядом с Вадимом, который безропотно освободил требуемое место на подстилке, совершенно не собираясь просыпаться.

Пока Дара приходила в себя от такой самодеятельности, тело, опять же без всякого участия головы, обняло спящего и, вдохнув успокаивающий мужской запах, явно вознамерилось поспать часов эдак… — день-то был тяжелый. Вроде бы. И ночь прошлую не спала. А душа, ни жива, ни мертва, всё изобретала способы выхода из идиотской ситуации. «Ну и что теперь делать? Будить со словами, „а не желаете ли…“ — как-то мало соответствует ранее созданному образу. Просто улечься спать — глупо, да и не заснуть уже».