— Каждый из нас занимает слишком незначительный уголок в жизни другого. Меня это перестало устраивать. — Она говорила с горечью и старалась на него не смотреть. Она, которая никогда не отводила глаз.

Ему казалось, что, если бы она не отвела тогда глаз, все могло быть по-другому. В том, что она не хотела на него смотреть, ему почудился упрек, но если бы она смотрела прямо, упрек послышался бы ему в голосе, померещился в жесте…

«Ну не может же быть, чтобы ни одна машина не ехала в аэропорт?!» — Дмитрий еще раз осмотрел табличку с номером рейсового автобуса, она висела на месте: желтая, с облупившимся краем. Взглянул на часы: «Кажется, еще немного, и я начну одновременно кусать оба локтя!»

Он был глупец, затаил обиду и ушел, а ведь можно было все исправить! Но не это, не это заставило его принять решение, вытолкнуло под дождь час с лишним назад. Привыкнув анализировать свои поступки, он привык и разумно их объяснять, что позволяло ему почти всегда жить в мире с самим собой.

«Конечно, я хочу выйти за тебя замуж…» — сказала она, и горестно дрогнули обычно улыбчивые губы. И, вспомнив, как она это сказала, он откинул глупые обиды, как откинул через минуту схемы и расчеты, оставил гордость, как оставил плащ на вешалке… Нет, плащ он оставил не случайно, а чтобы создать эффект присутствия на рабочем месте, отпрашиваться не было времени. Именно эти слова вспомнились ему и ее легкая, вдруг показавшаяся такой одинокой и беззащитной фигурка на фоне темного окна… Ольга в своем пестром домашнем халатике и небольшой круг оранжевого света от торшера, едва охватывающий половину маленькой комнатки, представились ему вдруг символами счастья, такого хрупкого и недолговечного, что Дмитрий даже замотал головой, пытаясь прогнать наваждение. Он сомневался, тешил свои обиды, когда уезжала, уходила его женщина, которая, вне всякого сомнения, любила его и которую, главное, любил он. Сомневался и колебался он, природой призванный защищать, оберегать, поддерживать ее! Но если сомневается любящий мужчина, то как тогда мир не сходит с рельсов и не летит кувырком к чертовой матери?

«Да что же это за наказание? Вымерли эти автобусы, что ли?!» — Дмитрий так яростно сжал зубы, что где-то за ушами хрустнуло.

Улица была пустынна, только вдалеке, еле видимая сквозь завесу дождя, пробиралась, обходя частые лужи, сгорбленная старушка под черным траурным зонтиком. Но вот, словно звезды из тумана, вынырнули из серой дымки бледные огоньки. Не сразу, сначала едва подкрасив дождь желтым, так что еще чуть только угадывались, потом стали ярче, ярче и, наконец, заблестели ясно и обнадеживающе.