Едва слушающимися руками Николай вскрыл конверт, в котором оказалась узкая полоска почти прозрачной бумаги. Похожа на кальку, но не калька, больно мягкая. Две строчки:

1. I-95S.J99.9 2. Henderson Field

1. I-95S.J99.9

2. Henderson Field

Несмотря на то что готовился Николай к такому долго, холодным потом его не просто облило, им пробило насквозь. Было такое ощущение, что каждая мелкая пора на коже выплеснула из себя ледяную иглу, совокупность которых чуть не разорвала его на части тут же, прямо здесь. Хлебнув заледеневшего воздуха, он закашлялся, и лишь увидев напрягшуюся спину бойца спереди-справа, рядом с водителем, сделал то, что должен. Скомкал листик и сожрал его, давясь, как жмот.

— Справа! — невнятно выкрикнул молодой за рулем, и тот же сидящий рядом с ним боец, мужик постарше, выдернул из-под колен короткий автомат. Николай был сзади, он не мог видеть того, что происходит, — однако ухватил всю картину целиком, будто на широком экране, заботливо просчитанную режиссером. Оба правых боковых стекла и форточка сзади трескаются целиком и сразу, как будто зимой плеснули горячей водой в витрину. Боец пытается вывернуть рукоятку, но его окно заклинивает, в образовавшуюся щель едва проходит ствол, — и их уже проносит мимо. Что это было? В них не стреляли, хотя это была первая, самая напрашивающаяся мысль. На стеклах — десятки лунок, растрескавших все пространство вокруг себя. Бросили пригоршней шариков от шарикоподшипника? Или щебня? Зачем и кто? Неважно, проехали… Во всех смыслах. Хорошо, не подавился листочком, — тот проскочил в желудок как раз вовремя.

— Проедем?

— Нет. Назад и вправо. Через мост попробуем?

— А то…

Николай даже не вслушивался. Ребята понятия не имеют, зачем им приказано доставить человека из пункта А в пункт Б, но делают это на совесть. Человека они знают — напроверялись у него документов за эти годы. Из этого можно сделать вывод, что полученная ими задача — не спасти от надвигающегося всеобщего и тотального северного пушного зверька (подсказка — не лисички) какую-нибудь гордость отечественной культуры, а что-то более полезное. Что-то, что действительно имеет значение. Или хотя бы надеяться на это.

Итак, «1» и «2». Николай знал, что на листке, если его время все-таки придет, будет одно из названий, заученных им десятками, а то и сотнями. Заученных намертво и со вкусом, как в свое время нормальная анатомия и иноязычные корни слов. Но не мог быть уверен. Ему мог достаться «бланк», — предписание добраться до обозначенной индексом цели и заложить в «почтовый ящик» записку с номером свежекупленного на месте мобильного телефона. С обговоренным сдвигом этого номера «по фазе» соответственно номеру текущего месяца или индексу ближайшей крупной автодороги. И ждать указаний там же, на месте. Проживая при этом хоть в «Хилтоне», хоть в картонной коробке, свобода была полная, только продержись. Но строчек на листке было две, и это означало непосредственный выброс на рабочую задачу. Ту, которая заставляла его клацать зубами. К которой годами готовили, и невозможно было узнать или проверить — списали ли тебя уже в «ложные цели» или нет. И если не списали, правда ли то, что от тебя действительно будет зависеть так много, как объяснили только один раз. Один, но так доходчиво, что этого хватило.