Светлый фон

Да, точно без стволов. Если б хотели убить — то улицы Мунхита в выходной малолюдны, а стрелять терминадос умеют неплохо. Обоймы не пожалеют, чтоб наверняка. Маноанский обычай велит принести заказчику голову убитого, но они на чужой земле — хватит и газеты с заметкой об убийстве.

«Хотят взять живьем», — возникла вторая жалкая догадка.

Утром. Если им известно, когда и куда она ходит. А им известно. Они даже не прячутся. Берут на страх. «Звони, не звони, крошка — ты уже на крючке, отслежена и вычислена».

«Взять „троупер“, выйти к машине — и уложить всех», храбрилась третья мысль.

И на всю жизнь в тюрьму. Та же могила, только заживо.

«Надо просить защиты у полиции», — вертелась первая из мыслей.

Ты не политический лидер, не писатель-эмигрант с известным именем, не беглый президент с украденной казной. Месяц, два, три будут стеречь, поселят в дом хмурую даму в штатском, а потом — «За отсутствием оснований постоянная охрана снята». Это в лучшем случае — если тебя поймут, поверят.

Затем Ана-Мария поднялась в квартиру. Мысли-мошки умерли и высохли, их унесло ветром.

«Бежать», — мысль-паук, мысль из темноты, тянущая паутиной к себе.

«Рассказать Лолите!» — билась в паутине муха.

На блинчики Ана-Мария насыпала слишком много перца. Горло запылало огненной трубой, в глазах защипало.

— Марсель не звонила?

— Вчера вечером. Она в норме, обещала позвонить. А я… — Долорес запнулась, поймав глазами фиолетовую розу в вазе.

— Что-нибудь нашла в библиотеке? — вопрос Ана-Мария задала механически, просто чтоб не молчать.

— Да, кое-что, но… — Роза, похожая на восковую, замерла в своем пышном цветении, и лепестки ее напоминали губы: «Тс-с-с-с!..»

— …за нами следят, — выговорила Лолита. — Эти люди, что пришли вместе с Марсель…

Ана-Мария, раскрывшая было рот, воздержалась от возгласа.

— Они выяснили, кто я, чем занимаюсь и где бываю, — напряженным, чуточку горестным голосом докладывала Долорес. — Ана, меня предупредили, чтоб я прекратила розыски. Похоже, они могут многое — слежка, вооруженные акции…

Еще часа полтора Ана-Мария размышляла, сидя у себя — старательно, не давая трусливым мыслям заглушить голос рассудка и сражаясь с пауком, что старался опутать сознание липкими нитями безвыходного ужаса. Наконец она решилась и перенесла телефонный аппарат в свою комнату.

Надо попытаться.