Светлый фон

   Вайклер лениво махнул рукой.

   -- Знаете, парни, я бы сейчас отоспался с удовольствием. Под теплым одеялом... Мне уже осточертело, спасаясь от холода, зарываться по шею в песок и глотать одни кошмары.

   Джон сделал экзотичный знак пятерней, мол "будет исполнено", и обратился к Антонову:

   -- Алекс, наш люксовый номер там никем не занят?

   Палатка была сделана из ткани парашюта. Впрочем, из чего она еще могла быть сделана? Вайклер трепетно пробрался в ее недра, словно входил в святая святых. Коленки сразу же почувствовали мягкую перину. Отблески отмирающего света рисовали внутри палатки чуть различимые глазу контуры. Скомканное одеяло. Три подушки... Это же надо -- именно три! Ну, молодцы! Чуяли, что рано хоронить их легендарного штурмана.

   Когда Вайклер отдался мягким объятиям перины, да еще накрылся сверху шуршащим набитыми листьями одеялом, да еще представил рядом женщину... Большего счастья, казалось, и не надо. Он со сладким упоением втянул в себя чуть кисловатый воздух "люксового номера" и канул в небытие...

   Джон еще долго сидел возле костра и смотрел в небо -- небо, пугающее соей бездонной пустотой. Он все еще надеялся на чудо. Он все еще ждал, когда начнет светлеть горизонт. Он создал в своей душе религию здравого смысла и тайно ей поклонялся. Когда на его плечо легла рука Антонова, он вздрогнул от неожиданности.

   -- Плюнь ты на все эти загадки, капитан. Это черная вселенная с черным юмором.

   Антонов даже сам не представлял, насколько удачно он подобрал словосочетание.

 

 

руна двенадцатая

руна двенадцатая

руна двенадцатая руна двенадцатая

 

"Но прошлого нельзя вернуть,

Нельзя из памяти стереть.

О нем лишь можно сожалеть, --

Ведь то ошибок горьких путь."