— Что делать-то? — напряженно крикнул Кастет.
Точно! Индикаторы сейчас взорвутся, внутреннее напряжение материала достигало высшей точки! Сомов вскрикнул от боли.
— Кидай его в комнату! — заорал я, глядя в круглые глаза Мишки. — Ложись, на!
Сам же, прыжком подскочив к стеклу, метнул свой глобус подальше в траву: другого способа спасти индикатор просто не было. Краем глаза я успел заметить — Костя резко ударил друга по руке и нагнулся за выпавшим глобусом. Секунда.
Ба-бах!!! Второй прибор взорвался в пустом помещении по соседству так, словно это была оборонительная граната. С потолка и стен посыпалась штукатурка, в тесном коридоре повисла пылевая взвесь, прорезаемая лучами фонарей. Под камуфляжной кепкой в терцию тоненько зазвенели два зуммера.
— Хрена себе! — прохрипел Мишка, тряся обожженной рукой. — Минус один, угробили прибор.
— Бес с ним, дай руку посмотрю, — забеспокоился комсталк. — Намазать надо.
— Потом, — отмахнулся Сомов, порываясь выбить дверь.
— Намазать. Надо, — раздельно и жестко повторил Кастет, и напарник подчинился.
Я же продолжал смотреть на улицу.
— Что это было, чуваки? — послышался из коридора тихий голос обалдевшей Ленни, которая опасливо поднималась по лестнице.
— Производственная травма, дорогая. Иди ко мне.
Хрясь! Еще одна половая доска отлетела в сторону.
Мы торопливо вскрывали пол — единственное возможное место захоронки Большого Приза.
— Представляешь, я почувствовал, как по нему трещинки пошли! — выпрямляясь, улыбнулся Гоблин, забинтованной рукой отправляя доску в угол. — А руку разжать реально не могу, прикинь! Пока Костя по ней не вмазал и шар не перехватил… Оп!
Это уже пятая.
Тайник обнаружился, когда мы сняли восьмую доску. Собственно, никакого тайника и не было, просто под полом лежала полированная черная панель.
— Костя! Сюда! Взяли.
Гольдбрейх не врет, это не камень, иначе фиг бы мы эту панель так просто подняли. На оставшиеся доски легла хорошо знакомая мне «шоколадка», транспортируемый терминал донор-канала. Вот только упаковка в данном случае была другая, управляющий терминал лежал не в стороне на подставках, а прямо на рабочей панели. Не приклеен, не привязан — он притерт, с натягом скользит по идеально ровной плоскости. Снимать я его не стал.