Светлый фон

Баловаться табачным зельем Поволоцкий стал месяцев пять назад, после того как сменил кабинет императорского выдвиженца на походную палатку ведущего хирурга военно-полевого госпиталя. Вредная привычка курение, чего уж там, но иногда ему казалось, что только скудный запас тонких, еще довоенных сигарет с фильтром и экстрактом глубоководных ароматических водорослей удерживает его на тонкой грани между здравым рассудком и безумием. Слишком тяжелым оказалось возвращение к «рядовой» службе, слишком уж концентрированным было человеческое страдание на небольшой территории его госпиталя.

Четвертьчасовой перерыв подходил к концу, за тонкой брезентовой стеной кто-то немузыкально, но с душой, негромко напевал «Марш танкиста»:

Почему континентов было именно три, никто не знал, война шла только на одном, точнее, на его относительно небольшой части, но творческая условность прижилась, став неотъемлемой частью популярнейшего «марша». Песня напомнила хирургу об одной очень неприятной, но очень срочной надобности.

Танкисты…

Он снял трубку полевого телефона и набрал нужный код. Ответили почти сразу и именно тот, кто ему был нужен. Удача, однако.

— Здорово, — приветствовал собеседника Поволоцкий.

— И тебя тем же самым по тому же месту, — недружелюбно ответствовал человек на противоположном конце провода — коллега из соседнего госпиталя. Медики на дух не переносили друг друга и общались строго по необходимости в очень специфическом стиле.

— Нужна помощь, — также кратко продолжил Поволоцкий.

— Чего надо?

— Плазма, кровь, искусственная кожа, противошоковые жидкости, витадерм, карбоксиген. Все, в общем.

— Да ну! — то ли удивился, то ли восхитился собеседник. — А кожа пластырем или коллоид? Жидкость какая, Сельцовского, Попова, Асратяна? — заботливо уточнил он.

— Все, — сказал Поволоцкий.

— Борисыч, да ты, видать, совсем на государевой службе устал — заговариваться стал. Вот сейчас все брошу, да как начну тебе загружать грузовики товарами! У меня же изобилие.

Хирург тяжело вздохнул. Его собеседник до войны имел обширную практику и держал преуспевающую клинику. Гражданский медик, призванный на военную службу, с одной стороны, понимал необходимость и важность своей новой работы. Но с другой — никак не мог смириться с переходом от размеренной, зажиточной жизни цивильного медикуса к отвратной, грязной и неблагодарной службе «полкового лекаря» — с гнойно-полостными умирающими, тазами, полными ампутированных конечностей, чудовищной вонью гангренозных ран и прочим рядовым бытом медицины поля боя. Человеку свойственно искать персональных виновников своих несчастий, и призванный цивилист выбрал личным врагом Поволоцкого. В общем, не без оснований, поскольку Александр Борисович был непосредственно причастен к «единой доктрине лечения». Именно его знаменитый лозунг «много и дешево» в числе прочего способствовал превращению элиты медицинской науки в рядовые винтики огромного механизма военно-полевой хирургии.