– Я хочу понять. Я должен вас понять. Любой ценой.
Верещаев отвернулся и крикнул:
– Багдад! Коней мне и товарищу Лоутону! Сам поедешь обратно в «уазике». – И, пока мальчишка бежал по дороге, таща за собой коней, изысканно осведомился у все еще столбенеющего американца: – Я надеюсь, вы умеете ездить верхом? У меня вечерняя прогулка, и я еще не закончил ее. Не откажите в любезности присоединиться ко мне в поездке.
Монастырь на Валааме. «Построссиянское пространство»
Монастырь на Валааме. «Построссиянское пространство»
Третий Ангел сыграет на ржавой трубе
Славу тем, кто читает судьбу между строк.
Белый Воин проснется на нашем гербе
И опустит копье в установленный срок.
Над Валаамом гремела гроза.
Зимняя гроза. В прозрачном звездном небе приполярной ночи дико сверкали, пронзая горизонт, белые раскаленные молнии, они били в озерный берег – и с металлическим гулом прокатывался над миром гром. Снега и лес на берегах освещало магниевыми вспышками.
В полночь архимандрит Михаил спустился в большую келью под столовой.
Ее обитатели – восемь мальчиков 12–15 лет – не спали. Это Михаил понял еще за дверью по осторожным шепоткам ночного разговора. Он не стал прислушиваться – это было нечестно, никогда он не прислушивался к вот таким ночным разговорам своих подопечных. Он и так знал все их тайны – тайны мальчишек, с детства не знавших, что такое семья, и ставших семьей друг для друга. А в последние полгода вообще стал с ними необычно холоден, многие из братии тайком пеняли ему, что сиротам, да в нынешние тяжелые времена, он уделяет мало тепла. Михаил никак не отвечал на это, даже если разговор доходил до него не стороной, а напрямую слышался за спиной, когда он, прямой и легкий, хотя и немолодой уже, бесшумно проходил-пролетал коридорами монастыря. Михаил никогда не выступал, как полагалось православному священнику его ранга, – он летел.
выступал летелКогда он вошел, разговор тут же стих, послышалось легкое шуршание, а потом – сонное сопение, которое могло бы обмануть и очень искушенного педагога. Михаил постоял посреди кельи и, решительно подойдя к стене, включил свет.
Семь сонных лиц поднялись с невразумительными звуками с подушек, семь пар сонных глаз удивленно уставились на архимандрита.
Иван Вершинин.
Дмитрий Торопцев.