Потом в глазах у меня темнеет.

Когда всё опять проясняется, Нух-Бод – уже рядом.

Мгновенья – длинные, как во сне. Крохотные песчинки летят из-под копыт. Нечеловеческая физиономия перекашивается в яростном вопле. И тянется вверх от кобуры рука с бластером…

Вспышка.

Хлопок.

«Пузырь накрылся…» – отчаянно мелькает в голове.

И кто-то знакомый орёт во всю глотку:

– Вытаскивай их! Мать твою…

Хаотичное мелькание картинок. Мозг отказывается искать в них логику…

Вертел, канистра и ночной горшок летят прямиком в голову Нух-Боду. А сами мы… Нет, не падаем туда же, навстречу кентавру. Будто листки, поднятые сквозняком, мы выпархиваем сквозь отверстие в куполе – прямо в утреннюю прохладу и чьи-то крепкие объятия.

– Космос и звёзды… – растерянно восклицает Бинк.

Хотя космос – ни при чём.

Всё куда удивительнее!

Василий Викторович Лубенчиков лыбится, а мы таращимся на него, как заворожённые – целую секунду.

Тут мозги включаются. И сиплым голосом я бормочу:

– Валим отсюда! Четвероногий на хвосте!

– Здесь он не пройдёт, – твердо объясняет голос рядом, – пока что он вообще не сможет покинуть зал.

Я поворачиваю голову, и челюсть у меня опять распахивается от изумления.