И отпрянул. Бабуля дошла до калитки и неожиданно рванула ее на себя. Калитка была закрыта на щеколду, изнутри, но бабуля этого не замечала, рвала и рвала ручку. Да она пьяная ко всему прочему?! Или чокнутая? Но точно слепая – радужка глаз у нее была какая-то неестественно светлая, почти белая.

– Пошли, пошли отсюда. – Шурик и Глеб поспешили оттащить Коляна прочь от злосчастного двора.

Следующего аборигена они увидели, когда свернули с проулка на широкую, мощенную асфальтом улицу.

– Скажите, пожалуйста, правление в той стороне? – окликнул его Глеб.

Мужик не ответил, как и бабулька. Однако вопрос услышал, так как повернулся всем корпусом на девяносто градусов и заковылял к студентам. Именно заковылял – будто не шел, а с каждым шагом падал на выставленную вперед ногу. Они терпеливо поджидали его – мало ли, что у человека с ногами! Но когда до аборигена осталось метров десять, ждать Глебу перехотелось. Что-то в человеке этом было неправильное. Угрюмое молчание, застывшее, будто маска, лицо, немигающие глаза, такие же белесые, как у старухи. А особенно неправильным и неприятным был обломок штакетины у него в руке.

– Ладно, и сами найдем. – Глеб дернул плечом, потянул спутников: – Пошли быстрее, неохота связываться со всякой пьянью.

Чем ближе к центру поселка, тем больше попадалось народа. И все, как на подбор, – неправильные. Теперь их и звать не требовалось, они выходили со дворов, из переулков, шли следом. И многие не с пустыми руками. Аборигены несли какие-то дреколья, лопаты, у одного Глеб заметил топор. Становилось не по себе от этого молчаливо шаркающего эскорта. Шурик то и дело нервно оглядывался, и даже Колян начал хмуриться:

– Да че у них тут, все село с бодуна? Может, у них вчера праздник какой был, местный? Потому и про нас забыли?

Глеб не ответил. Кто его знает, может, и праздник. Только закончился этот праздник не весело, неправильно закончился. Потому и милицию вызывать пришлось. Потому и с «калашей» стреляли…

На площадь они выскочили почти бегом. И так же бегом кинулись к одноэтажному, аккуратно выбеленному зданию с трепещущим на ветру красно-синим флагом над фронтоном и жирными, черными буквами вывески: «Правление совхоза им. Омара Дощанова». И этот флаг, и вывеска, и чистенькая побелка успокаивали, возвращали уверенность в прочности и незыблемости советского строя. Сейчас все выяснится, мы же не в Америке живем, в конце-то концов!

За углом правления они увидели давешний «уазик», в нем, кажется, кто-то сидел. И это тоже было хорошо, тоже успокаивало. Они замедлили шаг, поднялись на крыльцо, вошли внутрь чинно, с должным почтением. Как и полагается входить в государственное учреждение.