Теперь нам надо что есть мочи гнать по открытой местности до первого укрытия. Надеюсь, что вторая группа, вернее, оставшиеся пятеро парней смогут обеспечить нам должное прикрытие. Мы быстро прощаемся. Ребята прекрасно понимают, какая участь им уготована, но держатся стойко.

– Бего-ом! – орет Дронов. – Брюннер, Чагин! Прикрываете отход.

Мы что есть духу пускаемся в обратный путь. Впереди бежит Вонючка, готовый тут же открыть стрельбу по врагу. За его спиной Вальдер, а за ними силач Кузя с мешком на плече. Левой рукой он сжимает пистолет. Чуть сбоку от него держится Дронов, подстраховывая Кузю. Мы с Куртом замыкаем процессию, наша задача отсекать преследователей.

Из боковой улицы на нас выскакивают несколько тварей, но парни, занявшие оборону, быстро их приканчивают.

– Продолжайте движение, – раздается голос одного из них.

Жалко этих ребят, они готовы отдать жизни ради нашего спасения. Безымянные герои, сколько их сложило голову во время Великой Отечественной и сколько еще геройски погибнет здесь, в 2112-м.

– Спасибо! – говорит Дронов. – Удачи вам!

Что мы могли еще им сказать? Какие нужно подобрать слова, чтобы выразить свои чувства? Таких слов нет, и я, как никто другой, знаю это. К началу сорок третьего года я потерял практически всех друзей, большинство моих одноклассников тоже было убито еще в первые месяцы войны. Поначалу меня это выводило из равновесия. Каждую смерть я переживал, как свою собственную, мучился, давал себе страшные клятвы о мести. А потом в один момент очерствел. Хорошо помню, как это произошло.

Осенью сорок второго мы сидели в окопе с моим хорошим приятелем Колькой Смирновым. Ближе человека у меня на фронте не было. С этим парнем было легко в общении и спокойно в бою. Рядом с ним я знал, что в любой момент он прикроет мою спину и, не задумываясь, отдаст за меня свою жизнь. Если бы потребовалось, я сделал бы для него то же самое. Мы много беседовали и по-настоящему сдружились.

В тот день мы сидели в окопе, немцы вяло постреливали, на линии фронта было относительно спокойно. Осенние дожди размыли дороги, боеприпасы и продовольствие той и другой стороне поступали крайне нерегулярно. С голодухи и без патронов никому воевать не было охоты, и мы радовались некоторой передышке.

Бездействие расслабляет, вот и Колька высунулся из окопа. То ли он хотел посмотреть, что там поделывают фрицы, то ли кого-то позвать, не знаю. Он встал во весь рост, и я услышал резкий звук – дззенннь! Ни выстрела, ни свиста пули. Только мерзкое, тягучее «дззенннь». Колька свалился на дно окопа, в каске дырка от пули, лицо залито кровью. Гляжу на его остывающее тело, и только одна мысль в голове: «Колька Смирнов погиб». И все. Никаких переживаний, никаких заламываний рук. Простая констатация случившегося…