Капитан Цигевартен заметил, что я загрустил, и, конечно же, сразу догадался почему. Как старший нашей группы, он тут же принял решение и предложил мне немедленно отправляться домой к родным, не ожидая окончания обеда в столовой и его встречи с офицерским составом местного гарнизона. Он хотел, чтобы я как можно скорее встретился со своими родственниками и провел бы с ними как можно больше времени. А он приедет часам к шести-семи вечера, чтобы вместе где-нибудь поужинать. Должен признать, что это было разумно, я был очень рад и с жаром поблагодарил Арнольда за понимание.

Капитан Цигевартен в нескольких словах объяснил полковнику Шмидке мою ситуацию, и тот согласился отпустить меня немного раньше, чтобы я встретился со своими родными.

Еще раз поблагодарив старших офицеров, я выскочил из-за стола, чтобы сейчас же помчаться домой. Вдогонку полковник Шмидке крикнул мне, чтобы я воспользовался его мотоциклом «Цундап КС 600», который он обычно парковал у центрального КПП на авиабазе. Вскоре я мчался по отличному автобану в один из пригородов Ханау, где был мой родной дом. Скорость мотоцикла доходила до ста двадцати километров в час, а в иные минуты стрелка показателя скорости поднималась и выше этой отметки. Так что очень скоро я увидел знакомые очертания дома, каждый раз, видя себя во сне ребенком, я снова и снова заходил в этот дом. Внешне этот двухэтажный особняк мало изменился, он ничем не отличался от окружающих его соседских домов. Стены из красного кирпича, белое обрамление зеркальных окон, зеленый, только что подстриженный газон вокруг дома. Ко входу вела идеально выложенная кирпичом и идеально чистая пешеходная дорожка. Я затормозил перед этой дорожкой, но еще некоторое время продолжал сидеть в седле мотоцикла, чтобы еще раз всем сердцем насладиться открывшейся передо мной картиной моего детства и юности. Шум мотора моего мотоцикла привлек внимание соседей: в окнах домов стали появляться любопытствующие лица, а некоторые соседи даже приоткрывали двери домов, чтобы получше рассмотреть, кто же я такой. Я на это никак не отреагировал и продолжал сидеть в седле мотоцикла и мять обер-лейтенантскую фуражку в руках.

По всей очевидности, Зигфрид Ругге по настоящему любил своих родителей и сестер, а я пока еще оставался им чужим, и хотя часть моего сознания принадлежала их сыну, но и я сам лично в душе получал истинное наслаждение от каждого мгновения пребывания у входа в этот дом.

Тихо скрипнула и приоткрылась дверь дома, от которого я ни на секунду не открывал своего взгляда, и на пороге появилась симпатичная рыжая девушка, которая, по всей очевидности (лицо ее мне хорошо знакомо), была моей сестрой. Да и девчонка моментально узнала меня. Она, словно на крыльях, пролетела разделяющее нас расстояние и с ходу запрыгнула в мои объятия. Это была Джулия, моя младшая сестренка, которая родилась много позже меня, любимое дитя моих родителей. Сердце, видимо, успело подсказать девчонке, кто это мог так нагло рассиживаться на мотоцикле напротив входа в ее дом и так пристально его рассматривать. Скорость ее бега, а также желание скорее обнять брата были настолько сильными, что мне едва удалось сохранить равновесие и не слететь с мотоцикла, когда сестра оказалась в моих объятиях. Некоторое время, словно влюбленная парочка, мы обнимались и целовались, но затем сестренка вспомнила, что перед ней брат, взрослый мужчина, и объятия с ним некоторые соседи могут не так понять, она застеснялась, щечки закраснелись, и она попыталась вырваться из моих объятий. Но я не сразу отпустил ее, а все еще прижимая ее к груди, поднялся на ноги, поцеловал ее еще раз в щечку и только после этого предоставил ей свободу передвижения. Я неспешно подкатил мотоцикл ближе к дому, поставил его на парковочный треножник, а затем, взяв сестренку за руку, торжественно повел ее в наш дом.