Короче, открыл я, значит, фолиант, и оказалось, что весьма удачно. Как раз на рисунке обнаженной женской фигуры, со стрелками, указывающими на теле разные точки. Книга была вообще-то об эндокринной системе, но они-то этого не знают. Все ж на древнем, мертвом языке написано. Или знают? А вот и проверим!

— На пирожки? — не поняла Кира, разглядывая рисунок в лежащей у меня на коленях книге. — Целая книга?

— На пирожки и не только… — ответил я, бросив взгляд на озадаченные лица варгуш напротив, и с умным видом наклонился вперед, собираясь почитать. Но из чтения, как я говорил, ничего не вышло. Трясло и подбрасывало, так что никаких условий. Убедившись, что ничего у меня не выйдет, я закрыл книгу и снова посмотрел на лица спутниц. В этот раз они были ехидно-понимающие. Мол, мы так и знали, что все студенты озабоченные!

«Ну-ну, — тогда подумал я, — дошло наконец, что за „пирожки“. А вот кто тут озабоченный, так уж точно не я».

Короче, дорога до Морхинейна была скучной и неинтересной. Перегоны между остановками дилижанса были рассчитаны так, что приехал, вылез, поел, помылся (если удалось) — и спать, поскольку уже темно и что-нибудь делать после дня на колесах уже не хочется. Даже варгушек подкалывать… Но все когда-то кончается. Вчера был достигнут конечный пункт маршрута, после которого — только верхом. Мне был выдан конь (друг другу мы и раньше не нравились, а после этого — тем более), и мы двинули на перевал, за которым начинались пески. Два дня пути до перевала, с ночевкой под открытым небом. Ох-хо-хо, чувствую, опять мои кости познают все неровности почвы под тощей походной постелью. Проклятое нанополотно…

Вспомнилось, как я мерз тогда, ночью, околевая на одних простынях, на голой земле. Римка, зараза, матрас уперла. Все ж где-то тут было. В этих местах… Ностальжи…

«Нужно будет комплектность проверить, — подумал я, переводя взгляд с кашеварящей Даны на Ринату. — Не любят меня все, особенно эта рыжая. Наверняка гадость сделает при первом удобном случае…»

Почувствовав взгляд, варга обернулась и, прищурившись, посмотрела мне в глаза.

«Загрызет, — подумал я, глядя в ее карие глаза, — ни секунды в этом не сомневаюсь… Эх, никто меня не любит…»

«Не фиг дразнить всех, — сказал внутренний голос, — сначала насмехаешься, а потом сидишь, жалишься».

«Могу я иметь отрицательные черты характера? Могу. Так же, как и желание, чтобы меня любили…»

«Делать тебе нечего, вот ты дурью и маешься! Займись чем-нибудь!»

О! Ведь это мысль! Заняться. А не поиграть ли мне на флейте? Еще ведь никто не знает о моих талантах. Я как ее положил в сумку, так с тех пор ни разу не доставал.