Армейские вербовщики были в каждом городке, по всем информационным сетям четыре раза в сутки крутили красочные ролики, рассчитанные специально на подростковый контингент, – то седой унтер, с ног до головы увешанный крестами, рассказывал своему внуку, как он сражался на благо всего человечества, то юный мальчишка-лейтенант, заботливо оправляя щегольской синий мундир, садился в роскошный спорт-кар, а вокруг него смущенно улыбались малолетние красавицы, прячущие за спинами букетики цветов. Мамаши всех обитаемых миров проклинали вербовщиков, как сатану, но были беспомощны перед старым законом: желание стать солдатом – священно!

– У меня все было точно, как в старом кино, – улыбнулся Лоссберг. – Лицей был, понятное дело, в Метрополии, и вот как-то раз, когда ко мне прилетел мой дядя Марк, мы отправились в Экватаун искупаться и позагорать. Всю дорогу он твердил мне, что папаша возлагает на меня большие надежды, что я плохо учусь, что меня плохо воспитывают, что если я не перестану читать военные мемуары, то за мной будет установлен особый надзор… в общем, на набережной я увидел вывеску вербовщика ВКС. До конторы было метров триста. Дяденька остановился под зонтиком, чтобы выпить стаканчик винца, а я швырнул на землю куртку – знаешь, в лицее мы носили такие, ну, куцые курточки из серого сукна, – и припустил вдоль по тротуару. Раньше-то я удрать не мог, мы ведь жили за таким забором, что рейнджер не перепрыгнет… ну вот, бегу это я, бегу, а дяденька, понятно, за мной. То есть ему еще ни черта не понятно, он там орет что-то, а я бегу, аж сердце выскакивает. А контора на противоположной стороне. Дорогу перебежать не могу, хоть стреляйся – движение такое… Ну, в общем, добежал до перекрестка, дядя уже метрах в трех, и я как в воду – вперед. Кто-то там, помню, столкнулся, но мне не до того было. Перебегаю, а у меня перед самым носом копы, патруль. И дядя орет как резаный. Встретил бы сейчас того унтера, поклонился бы в ноги. До конторы – метров десять. Вместо того, чтоб меня хватать, он поворачивается и кричит: «Отпирай, Билли, скорее!» – и делает вид, что я от него вырвался. Вбегаю я в контору и не могу слова сказать, дышать мне нечем. Ну, там-то тоже не дураки сидят: старик капитан мне идентификатор под самый нос… я ладонь хлоп! – и падаю в кресло. А тут дяденька врывается. Ох, и орал он! Ох, и рожа у него была…

– Представляю себе…

– Да. Бесновался он там минут двадцать, и все норовил меня за шиворот хватануть. Да поздно. Кончилось тем, что вызвали военную полицию, и его под ручки – и за борт. Хм-м… смешно, конечно вспоминать. А папаша меня признал только тогда, когда я генерала получил. Кучу денег отписал – и на что они мне? Знаешь, я когда учился в Академии, я почему-то никогда не завидовал тем, к кому приезжали родители. Странно, да?