— Мой юный друг, — усмехнулся Лукич. — По дороге к этому дворцу ты не заметил, случаем, сколько там кораблей стоит? Но за заботу спасибо. Не часто обо мне кто-то беспокоится…

— Понятно, — сказал я. И обманул: на самом деле, я ничего не понимал. — Разрешите откланяться?

— Откланяться? — изумился Лукич. — Очнись, человече! Ты у себя дома. Это я, ребята, у вас что-то засиделся…

Он встал со стула и двинулся к лестнице.

Я поднялся и пошёл за ним.

— Капитан Данилов, — обратился я к нему уже в шлюзе. — А что мне делать дальше? После того, как я разгоню баржу с рудой?

— Да что хочешь, то и делай! — он пожал плечами. — На то и свобода. Но мне бы хотелось, чтоб ты сюда вернулся. Как разгонишь сцепку — отстреливай буксир и возвращайся. Буксиру-то ещё около года до Луны лететь. А мы тут с тобой за это время, что-нибудь придумаем…

— Например?

— Например… — он призадумался. — Например, откроем прокат подержанных космолётов инопланетян. Кстати, а ты вообще куда собрался? Меня не обязательно так далеко провожать…

Мы уже успели спуститься к самому низу лестницы.

— Да так… — я махнул в сторону буксира. — Хочу кое-что забрать со своего "Пилигрима"…

— Вот как? — удивился Лукич. — И что же там ценного?

— Да вот… — я был так смущён, что даже не пытался этого скрыть. — Шлём, ЭФГ-приёмник, декодер… Мало ли? Вдруг придёт такой день, что мне понадобится помощь…

ЧЕРТЁНОК

ЧЕРТЁНОК

Фальшиво отзвучали жидкие аплодисменты. Остатки публики, не сумевшие незаметно покинуть аудиторию во время доклада, рассыпались по проходам и, дробно перестукивая каблуками, всосались в двери.

Докладчик — высокий молодой человек со злым неприветливым лицом, откалывал со стендов плакаты с чертежами и графиками. Кнопки выскальзывали из его дрожащих пальцев, сыпались на пол, и он, еле слышно чертыхаясь, отфутболивал их прочь.

Я подошёл к кафедре, облокотился о лекторский стол и старательно изобразил задумчивость, разглядывая доску, густо усеянную мелом.

— А вам чего надо? — неприязненно спросил молодой человек. — Ещё один специалист по насмешкам?

Я простил ему очевидную грубость и тяжесть слога. На его месте любой бы расстроился: переворошить гору литературы ради сорокаминутного доклада для трёх десятков невежд, которые не видят разницы между бубликом и кольцом Буля…