Это и есть сфера Бога – без всяких шуток. Стоить вспомнить сказки, мифы, легенды. Мы были такими когда-то! Телепатия, телекинез, преображение действительности вокруг себя – все возможно для каждого. Когда-то мы понимали язык птиц и зверей, были всесильными героями, умели строить исполинские сооружения и целые города из таких каменных глыб, которые сегодня не способна поднять ни одна машина. Разумеется, я понимаю, почему природа, а если сказать вернее – Создатель отказал нам в этом. Мы разучились правильно этим распоряжаться.
И тогда возник этот барьер. Но, как оказалось, и вынуть его нельзя…»
И тогда возник этот барьер. Но, как оказалось, и вынуть его нельзя…»
Андрей заметил, что Кропаль потянулся к компьютеру и перескочил через абзац, как будто надеясь увидеть там что-то более конкретное, более важное.
«…наказание оказалось жестоким. Выяснилось, что генофаг начал мутировать. Позже я узнал, что все птицы, какие были в нашей лаборатории, постепенно обрели все те же способности в разумной деятельности, хотя большинству из них „Нимбус“ не вводили. Это значит, что он начал распространяться без нашего вмешательства, как все вирусы, но мы этого даже не замечали. Он просто ждал своего времени. А, кроме того, птицы стали такими сообразительными, что часть их попросту сбежала…»
«…наказание оказалось жестоким. Выяснилось, что генофаг начал мутировать. Позже я узнал, что все птицы, какие были в нашей лаборатории, постепенно обрели все те же способности в разумной деятельности, хотя большинству из них „Нимбус“ не вводили. Это значит, что он начал распространяться без нашего вмешательства, как все вирусы, но мы этого даже не замечали. Он просто ждал своего времени. А, кроме того, птицы стали такими сообразительными, что часть их попросту сбежала…»
– Ну все, хватит! – Кропаль резко отодвинул ноутбук.
– Нет, пожалуйста! Еще немного! – взмолился Рокотов.
Эта перемена в поведении пленника, очевидно, понравилась сержанту, и он повернул экран обратно.
«Сначала, я думал, что птицы массово начали болеть после того, как из лаборатории пропали первые особи. Но теперь понимаю, что ошибался. Они никуда и не исчезали. Я так подозреваю, что благодаря передаче „Нимбуса“ с птицами начали происходить серьезные изменения, и теперь они попросту стараются держаться подальше от людей, потому что стали слишком умными и не попадаются нам на глаза. А что касается человека, то здесь обнаружилась другая проблема: у тех первых добровольцев, кому был введен „Нимбус“, через некоторое время началась лихорадка, после чего – кома и у многих смерть. Но хуже всего – точно такое же мутирование генофага, как у птиц и распространение от организма к организму. Ему уже неважно было, с какой группой крови человек. Какое-то время он ведет себя скрытно, но уже сейчас совершенно точно, что он вырвался далеко за пределы лабораторий. Я уже обнаружил его у себя в крови и в крови своих подчиненных…»