– За науку? – оторопела Кама.

– За проводы до Даккиты, – отрезал дакит.

– Половину? Больше половины сразу? – нахмурилась Кама.

– Пять золотых, – строго повторил дакит. – Завтра в три часа выходим. Своими ногами, лошади не нужны. Будь готова.

– Хорошо.

Она вытащила кошель, развязала его, отсчитала монеты и почти сразу оказалась на улице. Постояла еще пару секунд, подивилась собственной доверчивости, попыталась вспомнить, сказала ли она дакиту, где им встречаться, потом махнула рукой и отправилась обратно на Северную улицу.

«Когда ты танцуешь, – говорил Сор, – ты играешь с ветром, с небом, с землей, с мечом, сама с собой. Неправильно. Ты – ветер. Ты – небо. Ты – земля. Ты – твой меч. И ты сама – ты. Дыши. Плыви. Лети. И тогда ты будешь для своего врага не его поражением в бою, а его естественной гибелью».

К тому времени, когда Кама вернулась к нужному дому, она уже была частью улицы, мостовой, лестницы. Она вошла в соседний дом, даже не взглянув на свеев у того дома, который был ей нужен. Вошла так, как будто это был ее дом. И охраннику в этом доме не пришло в голову спросить, зачем молодая дакитка с затянутой тканью половиной лица проходит мимо него. Она повернула налево, повернула еще раз, вышла в коридор, который уперся в запертые двери. Подмигнула выглянувшему из какой-то комнаты старичку, приложила палец к губам. Сдвинула засов. Постучала. Несколько секунд с той стороны стояла тишина, затем раздались шаги, такой же скрежет засова, и створка отворилась. Показалось лицо свея. Кама улыбнулась и ему, снова подмигнула старичку, вошла в знакомый коридор. Свей был в нем один. Он смотрел на нее вопросительно, но уже с довольной улыбкой. Кама еще раз улыбнулась ему, точно так же приложила палец к губам и показала на дверь. С той стороны заскрежетал закрываемый засов. Когда шаги за дверью утихли, Кама запустила руку под балахон и, вынимая меч, рассекла свея от промежности до живота. Затем развернулась, встала в углу и постучала в выходную дверь. В нее заглянул один из свеев, стоявших на улице. Он вскрикнул, бросился к истекающему кровью товарищу, за ним вбежал второй свей. Кама закрыла дверь и убила обоих. А затем пошла по комнатам.

Они не умели сражаться в помещениях. Цеплялись топорами если не за потолок, который чаще всего был высоким, то за стены и висевшую всюду ткань. Они не кричали, видимо, их крик мог быть только криком победы. Но победы у них не случилось. Кричали слуги Телы, но их было немного. Кого-то Кама оглушила, кого-то загнала в одну из комнат и пообещала отрезать голову каждому, если кто-то подаст голос в окно. Ее не узнали. Ее не должны были узнать. Залитая чужой кровью, она не походила сама на себя. Она убила восемнадцать свеев и готова была разрыдаться, что в доме не оказалось Телы, Малума и Стора Стормура. К счастью, не оказалось и Патины. Спустившись вниз и услышав шум на улице и удары в дверь, Кама поняла, что кровь, разлившаяся по полу, вытекла на ступени. Она сняла балахон, вытерла его изнанкой лицо, надела чистый и вышла через другой выход. Уже в сумерках Кама вошла в проходной двор, завернула за угол и, всаживая в щели между камнями наконечники дротиков, поднялась по ним к крыше. Затем ухватилась за свес и, повиснув и перехватываясь, по краю крыши добралась до окна. Уже в комнате, раздевшись, она обнаружила, что ранена, пусть и легко, но не менее десятка раз. Во всяком случае, ее куртка и нагрудник были посечены и залиты кровью. Кама обработала раны, выпила половину бутыли вина и легла спать. О встрече с Лавой она уже не думала.