Окончательно я пришел в себя только в камере. Духота и вонь были ужаcными, они и привели меня в чувство. Отсморкавшись кровавыми сгустками, я осмотрелся и пришел к выводу, что нахожусь в наихудшем месте из всех, где мне приходилось бывать. Площадь камеры была метров девять, причем почти все пространство занимали четыре лежанки. Крохотное окошко было не зарешечено, а забито досками, так что через щели темноту пронзали лишь узкие лезвия света. На одной из верхних лежанок мирно посапывал Пас, на нижней скрючился нищий в вонючих лохмотьях из парусины. Еще одна верхняя полка была пуста. Под самым окошком к полу был привинчен загаженный унитаз, по которому ползали жирные мухи, а чуть в стороне виднелась раковина с жестяной кружкой на полочке. Земляной пол скрывался под многолетним слоем мусора, и большая часть вони, как я понял, исходила именно от него. Я сел на нарах, стукнувшись головой о верхнюю полку, и поискал глазами дверь. Она внушала уважение — тяжелая, крепкая, обитая негорючим пластиком.

— Влипли, — буркнул я.

Нищий заворочался и что-то пробубнил во сне, но на каком языке, я не понял. Зато я понял, что мои карманы пусты — от денег осталось лишь воспоминание. Не было при мне и кинжала, что тоже не показалось мне удивительным. А вот отсутствие шнурков на ботинках здорово озадачило. Несмотря на столь неожиданное неудобство, я слез со своей полки и растолкал Паса.

— А! — вздрогнул он и чуть не ударился головой в потолок.

— Тихо, это я!

Глаз у него совсем заплыл, а губы распухли.

— Чего толкаешься?

— Нашел время спать!

— Можно подумать, у тебя есть идея получше, — пробурчал Пас.

— Представь себе, есть! Надо драпать отсюда.

— Что, серьезно? Сквозь стены я ходить не умею. Не переживай, скорее всего нас тут не задержат надолго. Разберутся и выпустят.

— Мечтай! — разозлился я. — Ты покалечил парня ни за что, понимаешь? А может, и убил, барракуда тебя дери! Он тебя не бил, не грабил и не насиловал, так что по всем законам ты преступник. Это не оборона — когда на плевок отвечают пулеметным огнем.

— И что?

— Нас тут сгноят, понял? Лет на десять запрут в местной тюрьме, и грубые латиносы будут трахать тебя в твою нежную попку!

— Придурок, — качнул головой Пас, но я видел, что он призадумался. — Никаких обвинений нам не предъявляли.

— Хочешь, я тебе скажу, что думаю? — я приблизил к нему лицо и зашипел, как это умел делать Жаб. — Я срать хотел на местные законы и вообще на законы обычных людей. Я охотник. И не собираюсь ожидать своей участи, как баран на бойне. Доступно?

— Если у тебя есть конкретные предложения, могу выслушать. А если нет, не мешай мне спать.