— Я покажу, — сказала Изадора, идя впереди.

В ванной Габриел снял маску и кинул в сторону сброшенную кожу, возвращаясь к самому себе. Впервые за день его собственное отражение уставилось на него из зеркала, но оно казалось не более знакомым, чем то лицо, что лежало теперь, смятое, на полу ванной комнаты.

— Добро пожаловать назад, — попробовал Габриел. Не помогло. Он поморщился от боли и пустил воду в раковину.

— Так лучше, — сказала Изадора с порога.

— Хотелось бы думать, — ответил Габриел сквозь плеск воды. Он поднял голову от раковины и повернулся к ней — лицо мокрое, капельки сбегают по глазам и с подбородка. Землянин провел рукой по ресницам. — Из…

Что тут скажешь? В переулках Площади Психов все казалось таким ясным. Но теперь вернулась двойственность.

— Автомат с одеждой там, — мягко откликнулась она, показывая на стену. — У тебя несколько обтрепанный вид.

Габриел криво ухмыльнулся, чувствуя облегчение.

— Пожалуй, я заодно и помоюсь. Изадора закрыла дверь.

Габриел провел под душем больше времени, чем это было необходимо. Обсушившись, он набрал себе новый комбинезон, а одеяние бегуна по крышам бросил в утилизатор, оставив только трико с волокнами накала. Ему снова придется идти по улицам, так зачем же облегчать работу полицейским роботам, с которыми он может столкнуться?

Когда Габриел вышел из ванной, Изадора ждала его с тарелкой свежих фруктов. Пока землянин жадно ел, она рассказывала.

Чуен сидела за терминалом, роясь в каких-то файловых папках, полных документов.

Наблюдать за ней было увлекательно. Азиатка общалась с терминалом, словно с возлюбленной, ее красивая бритая голова двигалась мелкими подергиваниями, как у птицы. Габриел не обиделся на ее открытую враждебность; как любой мужчина в обществе Сестер Таниты, он и не мог ожидать ничего другого. Одним из его любимых собутыльников там, на Денубе, была Сестра: Джиневра Блай или Блей, он никогда точно не знал. Всегда требовалась пара кружек пива, чтобы сгладить шип ее враждебности, а после третьей кружки «Звездного Сияния» более прелестный фонтан терпимого юмора и басистого радушия было бы трудно найти.

А вот от Чуен веяло скорее злобой, чем прямой приверженностью заповедям Сестричества. Но Габриел не стал в этом копаться. Такие вещи имеют обыкновение всплывать сами собой.

Сильнее тревожила позиция Изеки. Пока что он был разговорчив не больше кактуса. Внутренний конфликт, который Габриел почувствовал в нем еще в первый день, казалось, только обострился. Время от времени офицер подходил к автомату за очередным стаканом атовара. Потом усаживался обратно в кресло, наблюдал, слушал, общаясь отрывистыми репликами и хмыканьем.