Открытая дверь. Если бы не эта мелочь, квартира выглядела бы совершенно нормально. С растущим страхом Габриел осмотрел пустые стаканы на столе и подлокотнике кресла, призрачные слова, парящие на терминальном экране, включенные Окна в дюжину далеких миров. Не было ни следов борьбы, ни признаков поспешного бегства. Но дверь была открыта, и тут не надо быть гением, чтобы понять, что что-то неладно. Из соседней комнаты доносилась возня животных. Попахивало гелиосской лаской и… чем-то еще. Чем-то сладким.

«Я должен был остаться! Нельзя было оставлять их! Не с Изеки, пьяным, как удачливый старатель».

При первых звуках шагов из коридора Габриел замер. Потом расслабился, узнав знакомую тяжелую поступь. Изеки.

Когда землянин вышел в коридор, офицер уже выхватывал шоковый пистолет из наплечной кобуры.

— Изеки, что случилось…

Огненная вспышка ударила Габриела в грудь, и мир взорвался в бледно-малиновую боль. Крик Габриела сбился в безнадежный, животный вопль, тело стало жестким и выгнулось, а глаза закатились. Боль была настолько сильной, что он даже не почувствовал, как голова стукнулась о пол. Острые льдинки рубили по его раскрытым нервам, застывшие костяшки пальцев дробило камнями, бумага резала мясо под сорванными ногтями, — не жгучая, но холодная боль, опаляющая все его тело. Его мозг пронзительно кричал: «Боже, пусть она прекратится, пожалуйста, пусть она прекратится, пусть она прекратится, пусть она прекратится, пусть она прекратится!»

И она прекратилась. Через секунду. Габриел лежал на спине, и только пот покрывал его тело холодным блеском. Руки и ноги дергались, корчились в судорогах, вздрагивали от боли, которой больше не было, но которая все еще наполняла его ужасом. Придя в себя, землянин почувствовал влагу вдоль ног и кислый запах мочи и понял, что его мочевой пузырь опорожнился.

Изеки стоял над ним, его толстые щеки тряслись, а глаза округлились от ужаса. Шоковый пистолет, все еще нацеленный на Габриела, дрожал.

— Я не хотел… я не хотел… — Слова будто вырвались из его живота! Офицер вдруг завозился со своим пистолетом, царапая ногтями руку, которая сжимала его. Затем Габриел увидел, как он сдвигает рычажок переключателя с «нервного шока» на «оглушение», и понял, что Изеки собирался лишь привести его в бессознательное состояние. Слабое утешение.

— Зачем? — ухитрился выдохнуть Габриел.

— Нет! — Голос Изеки сорвался. — Нет! Хватит! Хватит! — Офицер лихорадочно потер лицо, меся свою плоть, как будто хотел оторвать ее от черепа. Но пистолет в его дрожащей руке ни на миг не отклонился в сторону. Голос его был далек, он говорил с кем-то за стенами коридора. — Надо держаться своих. Надо держаться со своими близкими, понимаешь? Надо заботиться о себе. Как ты.