— Почему? — спросил диспетчер, поглядывая на свой светосектор с десятком мигающих огней.

— Потому что не дадут.

— Кто? Они? «Общество»? — продолжал недоумевать диспетчер и тут же забыл свой вопрос, надевая эмкан: он был на работе и не имел права отвлекаться. Но Ратибор понял комиссара.

— Сам Конструктор, — сказал он, выдерживая взгляд Железовского.

— Ты прав, опер. Но так считают немногие, поэтому рисковать мы не имеем права, рисковать можно собой, но не всем человечеством, масштаб несравним. Поэтому главное для нас с тобой не позволить вмешаться в действие команде экзосенсов.

— Я это понял, — кивнул Ратибор. — Самое плохое, что мы не можем обещать им «не трогать Конструктора», будучи не уверенными в обратном. Мне трудно судить, на какие действия запрограммировал пресапиенс своих «десантников», так долго ждавших своего часа, но справиться с ними будет трудно.

— Ты снова прав, мастер, и я рад, что наши точки зрения совпадают… хотя на Совете преобладает другая точка зрения.

Поэтому сегодня мне придется воспользоваться правом вето. Забава потребовала развернуть «экстремум», так что будь готов.

Ратибор недоверчиво посмотрел на каменный профиль комиссара-два. Под «экстремумом» — экстра-мобилизацией — подразумевалась особая форма тревоги — военная, которая предусматривала приведение всех сил погранслужбы и безопасности в полную боевую готовность. Разрабатывалась эта форма тревоги еще во времена существования государств с разным политическим и социальным строем и означала подготовку к военным действиям глобального масштаба. С тех пор — почти триста лет! — разработки этой тревоги хранились в памяти компьютеров, ни разу не извлекаясь на свет для практических реализации. Неужели пришло время их развертки?!

Будет жаль, если он загорится, рванется в бой, подумал Железовский с некоторым страхом; он вдруг понял, что любит этого парня, и что ему будет больно в нем разочаровываться.

Но Ратибор не подвел. Взгляд его стал озабоченным и угрюмым. Он не боялся, он просто предвидел, во что может вылиться «экстремум», и думал не о себе. Правда, Железовский не знал, что Берестов в этот момент думает об Анастасии Демидовой, сожалея, что впутал ее в нехорошую историю с «гонкой вдоль жизни и смерти».

— Оперу-прима, напоминание: в двенадцать ноль-ноль — контрольное видео с Земпланом, — прозвучал в ухе голос Умника.

— Иду, — отозвался Ратибор.

Железовский проводил его взглядом и профессионально отметил движение обоймы прикрытия и страховки по императиву «телохранитель».

Прессинг

Прессинг